мало кликов у моего канала? Люди хотят развлекаться. Им подавай счастливые, веселые истории, не те, что предлагаю я. Вот мы и пишем то, что вы будете читать. Пишем ни о чем.

– Но все же…

– Нет. – Делаю рубящее движение. – Мы, ньюсмейкеры, очень хитрые обезьяны. За ваши клики, за переходы по ссылкам предоставим любой товар на ваш вкус. Хорошие новости. Полезные новости. Продажные новости. Новости с тремя «с». Объясним вам, как лучше сношаться, как лучше сморкаться, как лучше смотреться. Поможем почувствовать себя счастливыми, даже дадим просветление. – Строю гримасу. – Да-да. Желаете ходячую медитацию и Двойного Ди-Пи? Мигом организуем.

Она хохочет.

– Что ты ржешь-то? – сержусь. – Я не шучу.

Она машет ладошкой:

– Знаю, что не шутишь, но смешно же сказал про медитацию и Двойного… – Она мотает головой, не прекращая смеяться. – Не бери в голову.

Погружаюсь в молчание. Хочется общаться с ней, делиться горькими думами. Но я подавлен – все-таки не удержал себя в руках. Потерял лицо. Не надо было так себя вести. Я привык контролировать эмоции… Но ведь я теперь американец, инфантильный и несдержанный, как Дженис. И Кулаап смеется надо мной.

Совладав с гневом, говорю:

– Хочу домой. Хватит с меня этого свидания.

Она улыбается и протягивает руку, дотрагивается до плеча:

– Не будь букой, ладно?

Подсознание подсказывает, что я веду себя как последний дурак. Надо быть конченым идиотом, чтобы отказываться от такого шанса. Но есть и что-то еще. Бешеная охота за посещениями страниц, за переходами по ссылкам, за рекламными отчислениями теперь почему-то попахивает тухлым. Как будто с нами в машине сидит мой отец – сидит и смотрит осуждающе. Спрашивает, неужели листовки с протестами против исчезновения друзей он развешивал на фонарных столбах ради среднего числа пингов.

– Хочу выйти, – слышу собственный голос. – Не нужны мне твои клики.

– Но…

Смотрю ей в глаза:

– Выпусти меня. Сейчас же.

– Здесь? – На ее лице негодование, но она пожимает плечами. – Что ж, твой выбор.

– Да. Спасибо.

Она велит водителю съехать на обочину. Мы сидим в напряженном молчании.

– Пришлю тебе костюм, – говорю.

Она печально улыбается:

– Да ладно… Это подарок.

Мне от этого только хуже – унизительна щедрость, которую невозможно отвергнуть. Но я молчу, выходя из лимузина. Кругом щелкают камеры, сверкают фотовспышки. Это мои пятнадцать минут славы – все фанаты Кулаап сфокусировались на мне.

Иду домой под вопросительные выкрики папарацци.

* * *

Через пятнадцать минут я и впрямь остаюсь один. От намерения вызвать такси отказываюсь в пользу вечерней прогулки – по городу, в котором никто не гуляет в одиночку. На перекрестке покупаю пупусу[127] и решаю сыграть в мексиканскую лотерею – нравятся мне эти билетики с лазерными картинками на тему Дня мертвых. Словно эхо наставления Будды – надо помнить, что все мы когда-нибудь вернемся в прах.

Беру три билета, один оказывается выигрышным – сто долларов можно обналичить в любом киоске «Телмекса»[128]. Принимаю это за доброе предзнаменование. Пускай удача в этот раз мне явно изменила, пускай напрасно Кулаап казалась мне бодхисатвой, я все же счастлив. Как будто в эту холодную ночь по лос-анджелесской улице рядом со мной идет отец. У меня – пупуса и выигрышный билет, у него – сигарета «Ах дан» и спокойная улыбка азартного игрока. Почему-то мне кажется, будто он меня благословляет.

* * *

Вместо того чтобы вернуться домой, я иду в редакцию.

И обнаруживаю, что мои хиты[129] умножились. Даже сейчас, посреди ночи, крошечная доля фан-базы Кулаап читает о бабочке-шашечнице и халатности американского правительства. В моей стране такой репортаж невозможен, его мгновенно уничтожит цензура. А здесь он светится зеленым, ширится и сокращается в зависимости от количества кликов. Одинокая тусклая звездочка среди пламенеющих громадин – новейших процессоров «Интел», путеводителей по безжировым диетам, фотоколлекций с кошачьими приколами, эпизодов шоу «Выживальщик! Антарктика!»

Как же красивы эти волны света и цвета…

В центре мальстрема горит зеленое солнце Двойного Ди-Пи. Оно вдруг распухает – Ди-Пи не сидит сложа руки. Может, сдается, может, убивает заложников. Может, фанаты ринулись его спасать, прорывают оцепление. Читательское внимание совсем уходит от моего контента, и тот сдувается.

Я еще немного смотрю на мальстрем, затем иду к рабочему столу и набираю телефонный номер. На экране появляется растрепанный бородач, потирает заспанное лицо. Я извиняюсь за поздний звонок и бомбардирую визави заготовленными для интервью вопросами.

Бородач таращит дикие глаза. Он всю жизнь воображал себя Торо, медитировал в манере лесного монаха и бродил глухими тропами по жалким останкам лесов, среди берез, кленов и васильков. Он глуп, но сердцем искренен.

– Ни одной не обнаружил, – сообщает он. – А ведь Торо в это время года находил их тысячами. Даже не искал – их было полно кругом. Как здорово, что ты позвонил. Я пытался рассылать пресс-релизы, но… – Он пожимает плечами. – Рад, что ты берешься. Иначе это так и осталось бы разговорами между нами, хоббиистами.

Я улыбаюсь и киваю, отдавая должное искренности этого загадочного дикого существа, качеству, которое никто не оценит. Его облик не годен для видео; его речь не подходит для текста. Он не заключает увиденное в емкие изящные фразы, а излагает жаргоном биологов и натуралистов. Возможно, со временем я подыщу кого-нибудь симпатичного или красноречивого, а сейчас у меня только этот косматый дедуган, растрепа-недотепа, маразматик, влюбленный в цветок, которого уже нет на свете.

Я всю ночь тружусь, шлифую статью. Она почти готова к восьми утра, к началу рабочего дня. Пойти с докладом к Дженис не успеваю, она сама подходит ко мне. Щупает ткань и изрекает:

– Ничего так костюмчик.

Потом придвигает кресло и садится рядом.

– Мы все видели тебя с Кулаап. Показатели твои подскочили. – Она кивает на мой экран. – Пишешь, что было?

– Нет. Это был приватный разговор.

– Но всем хочется узнать, почему ты высадился из машины. Мне уже звонили из «Файнэншл таймс» – предлагают поделиться хитами, если дашь интервью. Тебе даже писать ничего не надо.

А ведь заманчиво. Легкие хиты. Высокая кликабельность. Бонусы за рекламу.

И все-таки я отрицательно качаю головой:

– Мы не говорили о вещах, которые нужно услышать другим.

Дженис смотрит на меня как на психа:

– Онг, ты не в том положении, чтобы торговаться. Между тобой и Кулаап что-то произошло, и люди хотят узнать, что именно. А тебе нужны клики. Просто расскажи нам про ваше свидание.

– Это было не свидание. Это было интервью.

– Ладно! Так опубликуй долбаное интервью и повысь свои показатели!

– Нет. Кулаап сама запостит, если захочет. А у