В ее кабинете она затворяет дверь и подходит к рабочему столу.

– Присаживайся, Онг. – Дженис тоже садится. Глядя на планшет, скроллит данные. – Как у тебя дела?

– Отлично… спасибо.

Я не уверен, что она не ждет от меня более развернутого ответа. Впрочем, если ждет, то скажет. Американцы гадать не любят.

– Над чем ты сейчас работаешь?

Я улыбаюсь. Мне нравится этот проект, он напоминает об отце. И под утешные напевы Кулаап я собрал почти весь необходимый материал. Василек, известный мне по дневникам мистера Генри Дэвида Торо, расцветает слишком рано для энтомофилии. В марте пчелы его не находят. Ученые, с которыми я общался, винят глобальное потепление. Короче говоря, этому цветку грозит исчезновение. Я проинтервьюировал биологов и местных натуралистов, а теперь намерен совершить паломничество к Уолденскому пруду – поглядеть на цветок, который, возможно, вскоре тоже окажется в федеральной биолаборатории, под опекой техников в стерильных костюмах, с приборами для изъятия пылевых следов.

Я заканчиваю излагать тему, и Дженис смотрит на меня как на психа. О том, что она считает меня психом, говорит выражение ее лица. А последние сомнения развеивает ее вопль:

– Долбаный ты псих!

Американцы очень прямолинейны. Когда они на тебя кричат, трудно сохранять невозмутимость. Мне иногда кажется, что я адаптировался в Америке. Я здесь уже пять лет, с того дня, как прилетел из Таиланда учиться, но в таких вот ситуациях, когда американцы теряют лицо, орут и ругаются, могу лишь улыбаться, стараясь не поддаться панике. Моего отца однажды чиновник ударил туфлей в лицо, и отец ничем не выдал гнева. Но Дженис – американка, и она в бешенстве.

– Чтобы я разрешила такую идиотскую командировку? Да черта с два!

Я пытаюсь погасить улыбкой ее возмущение и тут вспоминаю, что американцы воспринимают виноватую улыбку не так, как лаосцы. Прекращаю растягивать губы и изображаю на лице… Ну, не знаю. Надеюсь, что это самоуважение.

– Тема очень важная, – говорю. – Экосистема не адаптируется надлежащим образом к меняющемуся климату. Хуже того, она утрачивает… – ищу подходящее слово, – синхронность. Ученые считают, что цветок можно спасти, но только если импортировать пчел – они имеются в Турции. Есть надежда, что эти пчелы функционально заменят местных.

– Цветочки и турецкие пчелки…

– Да. Это важная тема. Как быть? Допустить исчезновение знаменитого цветка? Или принять меры для его сохранения, но изменить экологию Уолденского пруда? Думаю, ваши читатели найдут это очень интересным.

– Интереснее, чем это?

Она указывает через стеклянную стену на мальстрем, на пульсирующее зеленое солнце Двойного Ди-Пи, который забаррикадировался в мексиканской гостинице и взял в заложники пару своих фанатов.

– Ты хоть знаешь, сколько мы сейчас получаем кликов? – спрашивает Дженис. – Мы на вершине! Марти расположил к себе Двойного, завтра будет его интервьюировать – надеюсь, мексиканцы не пошлют на штурм коммандос. Каждую пару минут пользователь лезет в блог Марти, следит за его приготовлениями.

Сияющий шар не просто господствует на экране мальстрема – он затмевает все остальное. Заглядывая в биржевые боты, мы всякий раз убеждаемся, что все фирмы, не прикрытые нашим корпоративным зонтиком, проседают из-за убыли посетителей. Утонула даже тема «Франтл лэуб» от «Окли». Три дня абсолютного доминирования в мальстреме принесли нам большущую прибыль. Сейчас Марти на глазах у зрителей надевает бронежилет – ну как мексиканские коммандос ринутся на штурм, пока он будет обсуждать с Ди-Пи природу истинной любви? Вдобавок он готов вывесить очередное эксклюзивное интервью, на сей раз с матерью пострадавшей. Синди, пока редактировала видео, жаловалась нам, что ее чуть не вытошнило. Похоже, мамаша собственноручно привезла дочку к Ди-Пи на вечеринку в бассейне и оставила с ним наедине.

– Может, кое-кто уже устал от Ди-Пи и не прочь посмотреть что-нибудь другое? – высказываю предположение.

– Онг, не стреляй себе в ногу этой темой с цветочками. Даже кулинарное путешествие Прадипа по Ладакху привлекает больше публики, чем эта твоя байда.

Кажется, ей хочется еще что-то добавить, но нет, она просто встает. Неужели думает, прежде чем сказать? Ей это несвойственно. Обычно Дженис выпаливает, не успев привести в порядок мысль.

– Онг, ты мне нравишься.

Я выдавливаю улыбку, но Дженис не реагирует.

– Я тебя наняла, потому что ты показался перспективным. Не возникло проблем с продлением визы, чтобы ты мог остаться в стране. Ты хороший парень, пишешь неплохо. Но у твоего канала в среднем меньше тысячи пингов. – Она бросает взгляд на планшет и снова смотрит на меня. – Среднее число надо поднять. Почти никто из читателей не держит тебя на первой странице. Даже если подписываются на канал, ставят его на третий уровень.

– Шпинатное чтение, – говорю я.

– Что?

– Мистер Макли называет это шпинатным чтением. Если человек чувствует, что надо бы заняться чем-нибудь полезным, например шпинату поесть, он переключается на меня. Или Шекспира читает.

Я вдруг спохватываюсь. Вовсе не имел в виду, что работа моя такого же калибра, как творчество великого поэта. Хочу поправиться, но не нахожу слов – слишком пристыжен. Поэтому молча сижу перед Дженис, заливаясь краской.

Она изучающе смотрит на меня.

– Ну ладно… Итак, есть проблема. Онг, я уважаю тебя. Ты несомненно очень умен. – Ее взгляд теперь бегает по планшету. – Статья о бабочке и правда интересная.

– Да? – Я снова заставляю себя улыбнуться.

– Проблема в том, что нет желающих такое читать.

Пытаюсь протестовать:

– Но вы меня нанимали, чтобы я писал о важном. О политиках и правительстве. Чтобы продолжал давние традиции журналистики. Я же помню, что вы говорили в тот первый день.

– Ну да, говорила. – Она отводит глаза. – Но больше думала о добром скандале.

– Шашечница – это и есть скандал. Бабочка ведь потеряна.

Дженис вздыхает:

– Нет, это не скандал. Всего лишь депрессивная история. Такие никто не читает… а если и читает, то не перечитывает. И никто не подписывается на депрессивные каналы.

– Тысяча человек подписались.

– Тысяча! – Она смеется. – Мы не бложик какой-нибудь лаосской общины, мы «Майлстоун», и вот с кем бодаемся за клики. – Она машет в сторону экрана. – Твои сюжеты больше чем полдня не проживают и никого, кроме неформалов, не привлекают. – Дженис укоризненно качает головой. – Господи боже! Онг, я ведь даже не знаю, что у тебя за целевая аудитория. Хипари-перестарки? Федеральные бюрократы какие-нибудь? Тысяча! Это даже не покрывает время, которое ты тратишь на подобные репортажи.

– Но что же, по-вашему, мне следует писать?

– Не знаю… Да что угодно! Обзоры товаров и услуг. Новостные статьи, от которых может быть толк. Вот только не надо этого «мы с прискорбием сообщаем вам о печальном событии». Если никто из читателей не способен исправить