ударить его кулаком — это вовсе не насилие и не вымещение на беззащитном человеке собственной злобы, не бездумное следование за толпой, не выражение собственной зависти и уж тем более не наслаждение собственной безграничной властью над тигром, что, спустившись в долину, утратил свободу и былое величие.

Это ведь все ради того, чтобы покарать зло и проповедовать добро.

Толпе следует бить в ладоши от радости, а тот, кто осмелится подать голос в защиту преступника или даже просто выразить ему свое сочувствие, несомненно, является его соучастником, а значит заслуживает того, чтобы его тоже вывели на помост и, измазав лицо грязью, обрезали ему волосы… «Тьфу, это же такое моральное разложение», — скажут они. — «И раз уж этот человек не может отличить праведное от неправедного, давайте все вместе вобьем в него правду жизни».

Сюэ Мэну нельзя было идти к Помосту Покаяния.

Там он мог просто сойти с ума.

Под вечер начался мелкий дождь.

У Помоста Покаяния не было крыши, и Мо Жань с закрытыми глазами стоял на коленях под моросящим дождем. Тонкие нити дождя льнули к его лицу. Словно волны прибоя людской поток то накатывал, то уходил, но даже дождь не смог остудить царящего вокруг праздного оживления.

К этому времени все заклинатели уже разошлись и перед помостом остались лишь простые люди, большинство из которых даже не понимало сути происходящего. Эти жители Верхнего Царства не занимались совершенствованием и не знали о подоплеке трагических событий, что произошли ранее, однако они были чрезвычайно любопытны. Стоя под своими зонтиками из промасленной бумаги, они с интересом всматривались в связанного мужчину на помосте.

Во время дневного суда их зрительские места были расположены слишком далеко, чтобы им удалось как следует рассмотреть внешность Мо Жаня, однако во время публичного покаяния каждый мог подойти поближе и взглянуть ему в лицо.

Какая-то юная дева в изумлении прошептала:

— Сегодня утром, услышав о его преступлениях, я подумала, что он жуткий урод с синей мордой и торчащими наружу клыками, а он, оказывается, весьма хорош собой.

Стоящий рядом с ней крепкий рослый детина, поправив плащ на ее плечах, сказал:

— Ты еще слишком невинна и доверчива. В этом мире не счесть красивых людей с черным сердцем. Не обманывайся внешней привлекательностью.

Были здесь и родители с детьми на руках, которые специально пришли сюда со своими отпрысками.

Отец одного такого семейства, человек культурный и образованный, работал преподавателем в одной из школ Верхнего Царства. Приподняв своего ребенка, чтобы тот мог ясно рассмотреть внешность стоящего на коленях Мо Жаня, он сказал:

— Видишь? В будущем ты должен стать порядочным человеком и ни в коем случае не уподобляться этому зверю.

Несмышленый малыш лет пяти или шести, не очень понимая в чем дело, спросил у него:

— Папа, а что он сделал не так? Почему он должен стоять тут на коленях?

— Не хватит бамбука, чтобы описать его злодеяния, — желчно и чванливо провозгласил школьный учитель. — После судебного расследования Цитаделью Тяньинь было подтверждено, что он убил множество людей, совершил поджог, изучал запретные техники и подделал свою личность. В этом человеке нет ни капли стыда и человечности, он хладнокровная и бесчестная тварь, хуже свиньи или собаки. Когда вырастешь, ты ни в коем случае не должен стать таким, как он. Запомнил?

— Запомнил.

Не успел этот отец перевести дух после своей пафосной речи, как его сын опять спросил:

— Папа, неужели ты в самом деле с ним знаком?

Его отец даже остолбенел от такого неожиданного вопроса:

— Я?.. Конечно я с ним не знаком. Твой отец — порядочный человек, образцовый муж и наставник, преподаватель Академии Цинфэн[272.1] — самой высоконравственной школы Верхнего Царства. Всю жизнь я жил честно и достойно, водил знакомство только со здравомыслящими и порядочными людьми. Как может благородный муж… знаться с нечестивцами, которые пошли по кривой дорожке.

Он сделал паузу, но, по-видимому, почувствовав, что нужно добавить огонька к своей пламенной речи, с жаром продолжил свои наставления:

— Мы семья образованных людей и с пеленок воспитываем в детях порядочность, мораль, нравственность, честность и добродетель. Для нас даже словом перекинуться с подобным отродьем крайне отвратительно и стыдно. Ты запомнил это?

На этот раз ребенок не ответил, запомнил он или нет.

— Но отец, — недоверчиво спросил он, — если ты не знаком с ним, откуда ты знаешь, что он … он… эм… — он изо всех сил постарался припомнить отцовские слова и с трудом продолжил, — что он хуже свиньи или собаки, хладнокровная и бесчестная тварь? Мы сегодня впервые его увидели… разве чтобы узнать кого-то не нужно много времени? Например, как я и Сяо Хуа[272.2], что живет по соседству…

— Ты не понимаешь, это другое, — ответил школьный учитель, — этот человек уже осужден.

Круглые ясные глаза ребенка, которые, как известно, четко различают черное и белое, уставились на Мо Жаня. Спустя какое-то время он сказал:

— Но этот старший брат выглядит таким жалким… он совсем не похож на плохого человека. Может этот суд ошибся насчет него?

— Ты слишком мал, чтобы разбираться в подобных вещах, — этот школьный учитель был весьма консервативен во взглядах, поэтому он поспешил тут же отвергнуть все сомнения и вопросы своего сына, — когда вырастешь, поймешь, что на протяжении нескольких тысяч лет существования Цитадели Тяньинь, это место остается самым беспристрастным и справедливым судом в мире. Цитадель Тяньинь — это оставленный нам богами храм справедливости, что никогда не ошибается.

Сунув в рот палец, мальчик опять уставился на Мо Жаня. Не похоже, что он все понял, однако других попыток сказать слово в защиту Мо Жаня с его стороны не последовало.

С наступлением сумерек толпа людей стала реже и постепенно совсем рассеялась.

Ближе к полуночи[272.3] мелкий дождь превратился в ливень, и людей перед помостом не осталось вовсе.

Прошла ночь, на рассвете мимо прошел разносчик, медленно толкающий свою тележку в сторону еще не открывшегося рынка.

Шел сильный дождь и дул порывистый ветер, сгорбленный торговец толкал старую дощатую тележку. Находившийся в полузабытьи Мо Жань сквозь тяжелую дрему слышал скрежет колес по брусчатой дороге и тяжелое надрывное дыхание разносчика.

Сознание его было спутанным, и в этот момент ему вдруг показалось, что он вернулся во времена своих странствий по миру.

Чуть приоткрыв глаза, он попытался сфокусировать взгляд.

Мо Жань захотел