На совещании новые ленинские тезисы вызвали жесточайшие споры. Володарский и двое москвичей — Ногин и Рыков выступили против Ленина «по всем основным вопросам». Зиновьев из Разлива выразил свое несогласие с соседом по шалашу в письменном виде. Борьбу за ленинскую линию возглавили Свердлов, Молотов и Савельев, но проиграли: на их стороне оказались только 5 коллег из присутствовавших 15[1830]. Альтернативная резолюция, предложенная Володарским, была тоже боевой: «Задачей пролетарской партии при таких условиях является разоблачение всяких контрреволюционных мероприятий, беспощадная критика реакционной политики мелкобуржуазных вождей, укрепление позиций революционного пролетариата и его партии, подготовка сил к решительной борьбе за осуществление программы этой партии…»[1831]. Но в ней ни слова не было сказано о снятии лозунга «Вся власть Советам!».

Узнав на следующий же день о том, как его прокатили, Ленин сильно рассердился. Ситуация напомнила ему апрель, когда пришлось использовать весь личный ресурс для уламывания соратников. Но теперь появиться в Питере он не мог и поручил убедить партию в правильности своих идей Сталину.

16 июля большевики, якобы нелегально, возобновили занятия Второй петроградской конференции, прерванные событиями начала месяца. Выступавшему с докладом от ЦК Сталину, чувствовалось, было неловко убеждать большинство собравшихся в правильности новой линии вождя. Да, он заявил, что «в данный момент контрреволюция победила нас, изолированных, преданных меньшевиками и эсерами», а потому мирный период развития революции закончился. Но если Ленин призывал большевиков нацелить массы на вооруженный захват власти помимо Советов, то Сталин делал упор на выдержку и сплочение. В итоге на него набросились и слева, и справа. Против Сталина ополчился Володарский, заявивший, что контрреволюция не победила, а потому ставить вопрос о вооруженном восстании не актуально.

Молотов защищает логику лидера партии:

— В дни 3 и 4 июля мы выяснили соотношение сил гораздо лучше, чем за весь период «мирного» развития революции. При желании Советы могли бы мирным путем взять власть в свои руки. Это было бы актом разрыва с крупной буржуазией. Этого не совершилось. События 3–4 июля толкнули Советы на путь контрреволюции, и наше отношение к Советам не может быть прежним. Акт о разоружении рабочих подписан Церетели и Керенским. Мы не можем бороться за власть тех Советов, которые предали пролетариат. Выход для нас — в борьбе пролетариата, увлекающего за собой те слои крестьянства, которые могут за нами идти».

Молотов, Слуцкий и Савельев внесли 18 поправок, делавших ее более революционной. Но Володарскому с помощью большинства собравшихся удалось завалить все поправки, кроме одной. В итоге утвержденная конференцией резолюция ничем не отличалась от той, что была принята несколькими днями ранее на совещании ЦК. Линия Володарского победила. За нее проголосовали 28 делегатов, против — 3, 28 воздержалось[1832]. Троцкий описывал суть происшедшего на конференции: «Что касается Володарского, то он продолжал, в сущности, большевистскую схему революции 1905 года: сперва демократическая диктатура; затем неизбежный разрыв с крестьянством, и в случае победы пролетариата на Западе, борьба за социалистическую диктатуру. Сталин при поддержке Молотова и некоторых других защищал новую концепцию Ленина: только диктатура пролетариата, опирающегося на беднейших крестьян, обеспечит разрешение задач демократической революции и откроет вместе с тем эру социалистических преобразований. Сталин был прав против Володарского, но не сумел обнаружить своей правоты»[1833].

Лозунг перехода власти к Советам звучал бы теперь как донкихотство или как насмешка. Этот лозунг, объективно, был бы обманом народа, внушением ему иллюзии, будто Советам и теперь достаточно пожелать взять власть или постановить это для получения власти, будто в Совете находятся еще партии, не запятнавшие себя пособничеством палачам, будто можно бывшее сделать небывшим… Суть дела состоит в том, что власть нельзя уже сейчас мирно взять. Ее можно получить, только победив в решительной борьбе действительных обладателей власти в данный момент, именно военную шайку, Кавеньяков, опирающихся на привезенные в Питер реакционные войска, на кадетов и на монархистов…»[1834]. Напечатать статью удастся только на пару недель позже — отдельной брошюрой — в кронштадтской типографии.

Только (или уже) в 20-х числах июля РСДРП(б) вновь обзавелась печатным органом. Попытки воссоздать газету предпринимались несколькими остававшимися на свободе партийцами, но первому удача улыбнулась Подвойскому. Рассказывал Кедров: «После долгих исканий Подвойский наконец нашел типографию… Мы с Подвойским отправились вместе. Мои офицерские погоны и ученые знаки отличия должны были произвести должное впечатление и убедить его в солидности и благонадежности нашего предприятия. Типография «Народ и труд» помещалась в центре города — Гороховая, 42 — и принадлежала одной из соглашательских партий — трудовикам». Убедить удалось, и 23 июля вышел первый номер газеты «Рабочий и солдат». Через день — второй, затем третий, четвертый.

«На наше счастье, ни в прессе, ни в правительственных, эсеро-меньшевистских, кадетских кругах на новую газету не обратили внимания… Совсем другой прием встретил «Рабочий и солдат» в пролетарской и солдатской массе. В первых же номерах газеты, разосланных по всем войсковым частям, солдаты узрели свою родную «Солдатскую правду», перешедшую на нелегальное положение… Газета приобретала громадную популярность в рабочей среде, тираж с каждым днем увеличивался, и с 20 тысяч экземпляров дошел до 60 тысяч. Некоторые номера имели тираж даже 100 тысяч. С крупных заводов (Скороход, Лоренц и др.) стали поступать на поддержку газеты тысячные пожертвования». Именно «Рабочий и солдат» стал на время тем органом, в котором печатались ленинские тексты, а также «резолюции, извещения, постановления ЦК, ПК, общегородской, петроградской конференции, совещания ЦК совместно с ПК, Военной организации, МК, Московского областного бюро и Московского окружного комитета. Громадную службу сослужил «Рабочий и солдат» и VI съезду партии»[1835].

Съезд проходил в Петрограде 26 июля — 3 августа. Воспоминания участников рисуют картину съезда партии, находящейся в глубоком подполье. «Он был полулегальным и проходил в течение недели в подполье, в центре государства, в самом гнезде своих врагов, не сумевших обнаружить съезд в 300 человек, готовящий против них вооруженное восстание, — писал его делегат Николай Петрович Растопчин. — Шпики Керенского оказались бессильны перед конспиративным искусством подпольщиков-большевиков, руководимых такими мастерами этого искусства, как товарищи Свердлов и Сталин. Конспирация VI съезда и заключалась в основном в том, чтобы слиться внешне с открытым, обычным течением жизни. Раствориться, спрятаться в нем 300 разыскиваемых человек, умевших на людях быть незаметными…