и регби стали гораздо более напряженными, а конкурсы красоты и танца — гораздо более масштабными. Индийские национальные гордость и самосознание достигли пика, однако образованный обеспеченный класс и, конечно же, бывшие офицеры неизбежно являлись носителями английского языка и культуры, глубоко переплетенных с их индийскими корнями.

Порыв ветра сдул с кого-то широкополую соломенную шляпку с голубой лентой, покатил ее по идеальному газону. Дигби наблюдал за драмой. От группы гостей отделилась фигура, поспешила за беглянкой. Дигби ожидал увидеть супругу плантатора, страшащуюся солнца, а вовсе не проворную высокую индианку в белом сари. Толстая коса, переброшенная через правое плечо, сияла на фоне смуглой кожи. Ослепительная красавица, без тени косметики, руки длинные и обнаженные. Завладев шляпкой, она подняла голову и посмотрела прямо на Дигби. Он вздрогнул, будто она коснулась его сквозь стекло. Глаза, проницательные, как у пророка, чуть вытянуты к тонкому носу — Дигби почувствовал, как проваливается в их бездну. А потом она исчезла.

Когда к Дигби вернулась способность дышать, он ощутил запах духов, и сигаретного дыма, и какофонию голосов прямо над головой.

— «Хай рейндж» весь день бился на джимхане[253]. Мерзавцы хотят заполучить этот трофей. Они…

— Я забыл смокинг. Вот же болван. У Ритердена должен быть запасной…

Дигби, пошатываясь, вышел на улицу, чувствуя себя так, словно увидел привидение. Может, она ему почудилась? Услышал, как его окликнули по имени. Или это тоже воображение?

Он обернулся и увидел Франца Майлина, с двумя бокалами вина в громадных лапищах, направляющегося от бара, битком заполненного белыми и смуглыми гостями.

— Не ожидал, Дигби? Мы бросили вещи в твоем бунгало и помчались прямо сюда к тебе.

— Франц! Я не ждал тебя так рано.

— Лена снаружи с дамами. Слушай, Дигби, надеюсь, ты не будешь против, но мы привезли гостью. Что ты пьешь? Вот, держи. — Не дожидаясь ответа, он вручил ему оба бокала.

— Ты же знаешь, это мой клуб. Я должен…

Но Франц уже исчез в толчее около бара. Дигби остался с выпивкой в каждой руке. Поразительно, но Франц почти сразу вернулся, озорно ухмыляясь, еще с парой стаканов.

— Я думаю, что это налили тем молодым щенкам, но они отвлеклись.

Они вышли на улицу.

— Дигби, ты знаком с дочерью Чанди, Элси?

То есть это не было видением.

— Да.

— Лена пытается отвлечь бедную девочку после страшной трагедии — ты же знаешь Лену. — Видя озадаченное выражение на лице Дигби, он уточнил: — Ты же слышал?

— Про смерть Чанди?

— Нет, нет… Хлебни-ка для начала. Тебе понадобится.

Дигби, сжимая стакан, чувствовал, как тело леденеет, пока Франц пересказывал чудовищные обстоятельства смерти ребенка Элси в прошлом году. Бездонный взгляд Элси отпечатался в его мозгу.

— …Поэтому она ушла из дома, бросила мужа.

— Бедная девочка! — прошептал Дигби. — И люди по-прежнему верят в Бога?

— Жуткая история, — вздохнул Франц. — Это ведь Чанди привез тогда Руни к нам в горы. Мы знаем Элси с детства. Были на ее свадьбе. Она в плохом состоянии, Дигс. И конечно, не захочет участвовать в голма́ал[254] Плантаторской Недели, но Лена подумала, что ее нужно куда-нибудь вытащить.

Дигби поплелся следом за Францем. Он навсегда запомнил ту девочку с хвостиком, большого художника уже тогда. Запомнил, с какой торжественной серьезностью она отнеслась к «художественной терапии» с ним, как это назвал Руни. Терапия раскрепостила его мозг и его руку, втолкнула его обратно в мир живых.

Он часто думал о ней. Был уверен, что ей пригодилась «Анатомия Грэя» — подарок, который он принес четырнадцать лет назад, когда покидал «Сент-Бриджет». Дигби ожидал от нее великих свершений, но все равно был приятно удивлен, прочитав о медали на художественной выставке в Мадрасе. А теперь уже она нуждается в исцелении. Но как исцелить после такой утраты?

Завидев Дигби, Лена вскочила и призывно раскинула руки. Он обнял ее. В его жизни было две женщины, которые видели его в абсолютно разобранном состоянии, — Лена и Онорин. И каждая по-своему спасла его.

Элси вежливо встала, наблюдая за ними. Белый — не только летний цвет, подумал он. Это цвет траура.

— Дигс, ты помнишь Элси? — представила Лена.

Взгляд Элси вновь загипнотизировал его. Он взял длинную тонкую ладонь Элси обеими руками, вспоминая девочку, которая вложила палочку угля в его пальцы и связала их руки ленточкой, вынутой из волос. С какой легкостью они скользили по бумаге, разрывая оковы, сковывавшие его! А сейчас он чувствовал, как время растворяется, годы, разделявшие их, рушатся. Она догнала его. Взрослая женщина. Он должен был заговорить, отпустить ее руку, но не мог ни того ни другого. Его безмолвное пожатие выражало признательность, а теперь еще и тоску по ней.

Пустые бездонные глаза сфокусировались, возвращая ее в настоящее, уголки губ приподнялись в улыбке. Его охватило предчувствие опасности, ожидающей ее впереди, как будто она вот-вот могла сорваться с самого края мира.

Они расселись в креслах. Повисло неловкое молчание.

— Что ж, за тебя, Дигби, — приподнял стакан Франц. — За старую дружбу и за новую…

— Возобновленную, — уточнила Лена.

К Майлинам подошла поздороваться супружеская пара. Элси покосилась на руки Дигби. Он вытянул правую, пошевелил пальцами, и Элси смущенно улыбнулась. Она внимательно разглядывала его кисть, сравнивая с тем, что помнила из прошлого. Одобрительно кивнула и вновь внимательно посмотрела ему в глаза. Он не в силах был отвести взгляд, да и не было нужды. Он был старше Элси на семнадцать лет, но в тот момент казалось, что они ровесники. Уж он-то специалист в страшных трагических потерях, и вот она сравнялась с ним в опыте. Дигби была известна простая истина: словами помочь нельзя. Можно только быть рядом. Лучшими друзьями в такие времена бывают те, у кого нет никакой иной цели, как только быть рядом, предложить себя, — в свое время такими друзьями для него стали Франц и Лена. И Дигби молча предложил себя.