Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я иду в Ламен завтра с утра, — процедил сквозь зубы Кай. — И иду один. И ты мне ничего не должна.
— Ну и иди один, — пожала плечами Каттими. — И уж позволь мне самой определять, должна я тебе что-то или нет. А так-то иди, разве тебя кто-то держит? Пару недель назад ты тоже из Кривых Сосен один вышел. Иди. А я чуть сзади. Нам же по пути? Думаешь, я не поняла, куда ты собрался? Уж точно будешь насчет этого Паххаша, которого в Сакхаре замучили, расспрашивать да насчет его отправительницы справки наводить. Конечно же стоит подумать и о ламенских подковах на копытах лошадей той самой черной пятерки. Не так? Вот что я тебе скажу, охотник. Если тебе нравится думать, что ты такой самостоятельный и независимый, я могу держаться от тебя в сотне шагов. Ну мало ли, вдруг появится тот рыжий с компанией или мерзавцы Туззи захотят свести с тобой счеты? Куда ж ты без меня-то? Да и другая опасность имеется…
— Какая? — не понял Кай, морщась от словоохотливости спутницы.
— Васа, — объяснила Каттими. — Вот увидишь, завтра же потянется за тобой в Ламен. Я ее не видела, может быть, она уже выехала и ждет тебя на дороге? Знаешь, как она на тебя смотрела?
— Как? — не понял Кай.
— Девушки так на лотки коробейников заглядываются, которые сладостями торгуют, — фыркнула Каттими. — А что? Она как раз такая, какая тебе и нужна. Без претензий. А по мне, так на змею похожа. Заползет в постель и ужалит. Так что я буду… присматривать за тобой, охотник.
— Вот спасибо, — поклонился, прижав руку к груди, Кай. — Что бы я без тебя делал?
— Ну откуда я знаю, что делают стеснительные парни, когда запираются в своих комнатах, да забираются голышом в постель? — потупила взгляд Каттими. — Мечтают, наверное, о славных подвигах и сладких кессарках.
— Эй, — высунулась из окна на втором этаже желтого дома Халана, — и долго вы так будете стоять да языками попусту молоть? Объезжайте дом слева, стучитесь в ворота. Да коней оставляйте во дворе!
И со двора этот дом, как и многие дома на улочках Высоты да и на склонах утеса, оплетал ползучий, по-осеннему желтеющий плющ. Когда, наклонившись, всадники подъезжали к дому, Каю показалось, что они очутились в зеленом коридоре, но ворота остались за спиной, и их взгляду предстал обширный, но обычный ремесленный двор: в одном углу стояла какая-то рухлядь, в другом углу пыхтели меха уличного горна и крепкий, но маленький мужичок обстукивал на наковаленке какую-то железяку для лежавшего поблизости тележного колеса. С противоположной стороны опять же дымились костры, на них исходили паром вонючие котлы, в которых шустрые кетки шевелили деревянными лопатами разноцветные комья шерсти. А прямо у входа гостей встретила сама Халана, как она только успела сбежать вниз?
— А ну-ка! — Хозяйка оглушительно свистнула, и от котлов к всадникам тут же побежали две веселые кетки, в которых Кай с удивлением узнал недавних рабынь. — А ну-ка, девочки, приберите лошадей да присмотрите за ними. Прибыли, как и уговаривались. Как насчет легкой закуски?
— Время не терпит, — мотнул головой Кай, протягивая хозяйке бутыль вина. — Да и перекусили уже. Давай уж делом займемся, Халана.
— Делом, говоришь? — напряженно хмыкнула хозяйка, ловко прибрала бутыль и посмотрела на Каттими. — А ты что скажешь?
— А можно я воспользуюсь горном? — выпалила с загоревшимися глазами девчонка. — Мне вот тут… — она встряхнула сверток, — подправить кое-что нужно.
— А сладишь с горном-то? — подняла брови Халана.
— Так отец кузнецом был, — шмыгнула носом Каттими.
— Ну что ж, — повернулась к уличной кузне Халана и вдруг зычно гаркнула: — Муженек! А ну-ка, брось свое колесо. Помоги девчонке, да смотри у меня, без излишеств.
Мужичок что-то пробурчал в ответ, а Халана, предлагая Каю жестом следовать за ним, проворчала:
— Тяжело бедняге, девки кругом, и одна другой краше. Но он у меня стойкий… Не там, где надо.
То ли посмеиваясь, то ли покашливая, Халана открыла потемневшую от времени дверь и повела Кая по узкой лестнице наверх. Повсюду постукивали ткацкие станки, за перегородками и дверьми слышались женские голоса, раздавался смех.
— Нелегкое это дело, ткацкий промысел, — ворчала хозяйка. — Да еще в такое время. И вот ведь как, вроде оживать Текан начал, купцы потянулись, а все нет конца Пагубе. Да и так неспокойно. Слышал о четырех несчастных?
Она резко остановилась между этажами.
— Да, — стиснул зубы Кай. — От старшины стражи. Всех городских Уппи убили. Так что уж не знаю, чем ты мне теперь можешь помочь.
— А надо ли тебе помогать? — мрачно произнесла Халана. — О подвигах твоих наслышана. Понимаю, что не твоей рукой голубки замучены, но не с твоего ли языка их имя слетело?
— И с моего слетало, — согласился Кай. — В разговоре с тобой и слетало. Впервые. А вот в уши мои влетело оно в Намеше еще. И не только в мои уши. Были и еще… бравые молодцы.
— А зачем им смерть Уппи? — нахмурилась Халана.
— Не знаю, — покачал головой Кай. — Только в Намеше они тоже убили кое-кого…
— Кое-кого, — как эхо произнесла Халана. — В том-то и дело, что кое-кого. А может, как раз того самого? Ну да ладно. Значит, как ты сказал, может посмотреть в сердце? И хорошо расплетает?
— Вроде бы так, — кивнул Кай. — Ну так нет уже в Кете Уппи?
— Эх, охотник, — вздохнула хозяйка. — Много чего нет в Кете, но еще больше того, что в ней есть. Уппи — ведь не только имя. Это еще и прозвище, присказка. Так мамаши кличут в люльках младенцев. И к некоторым из них это прозвище прилипает до старости. Очень редко к кому. Пошли.
Продолжая вздыхать, Халана поднялась наверх и толкнула среднюю из трех дверей. Наклонившись, Кай вошел вслед за ней в обширную чистую комнату, окна которой, как и весь дом задернутые плющом, выходили не во двор, а на улицу. По стенам комнаты тянулись лавки, а у окна на высоком табурете сидела молодая светло-русая девушка и, постукивая деревянными палочками, плела что-то кружевное. Кай