– Лежи тихо, сынок, – прошептала она. – Пусть щит охраняет тебя до моего возвращения. Люблю тебя всегда.

Ашия поняла, что плачет, только когда ему на щеку упала слеза. Она зажмурилась, и слезы пролились градом.

Каджи лишь улыбнулся:

– Мама делется.

Ашия кивнула, одновременно смахивая слезы и пряча в рукав последний ремень от узла Каджи.

– Да, любовь моя. Будь храбрым.

– Мама хлаблая, – согласился Каджи.

Она отошла от сына, и Хасик, пинком отшвырнув свои щит и копье, тоже принял боевую стойку. Позади него Аббан и демон таращились друг на друга в нечестивом поединке. Аура между ними жила особенной жизнью, какой Ашия не видела никогда. В ней было невозможно разобраться – как и понять, сколь долго Аббан сумеет сдерживать выползня.

Быстро приблизившись, Ашия приготовилась к бою.

Хасик осклабился и свистнул через зиявшую на месте зуба дыру:

– Начнем.

Терну хотелось кричать при виде крадущейся к Хасику Ашии, но он знал, что будет, если кость срастется неправильно. Ему пришлось лежать смирно и зажимать бедро, пока не заживет.

Когда же бой начался, схватка сделалась настолько стремительной, что за ней еле удавалось следить. Противники напоминали опытных танцоров. Многие их движения были одинаковы по форме и исполнению – рассчитанные и точные.

Хасик был тяжелее и выше, с длинными руками. Ашия – проворнее, устойчивее и гибче, но этого не хватало для преимущества. Она держалась уверенно, но пропускала больше ударов. Многие приходились на вшитые пластины, но все равно отзывались болью, повергали в замешательство и оставляли следы. Со временем они истощат ее силы.

Послышалось рычание, и Терн, повернувшись, увидел, что из туннеля, который вел в нижние пещеры, высунулась голова песчаного демона. Придерживая бедро одной рукой, Терн подобрал и метнул копье в слабо защищенное брюхо. Демон рухнул, и его вопль разнесся далеко по туннелям.

Щадя пострадавшую ногу, Терн кое-как встал на четвереньки и развязал тесемки на мешочках с порошком свиного корня. Он высыпал их в туннель, создав ядовитое облако, которое отпугнет и не пропустит демонов. Со временем эффект ослабеет, а давка, которая, судя по звуку, образовалась внизу, вытеснит их чисто механически.

– Ашия, времени мало!

Та, занятая Хасиком, не ответила. Терн, когда дополз до копья, уже набрался сил. Он ухватился за древко, сидевшее в издыхающем песчаном демоне, и в наладонную метку хлынула энергия.

Приподняв древко, он вогнал копье глубже и пронзил демона насквозь, ускорив его гибель. Затем выпрямился, используя оружие как трость. Перенес вес на сломанное бедро и убедился, что оно выдержит.

Он перевел взгляд с Ашии на хаффита и мозгового демона, выдернул копье и приготовился к броску.

Что-то ударило его по руке, когда оружие устремилось вперед. Тотчас выяснилось, что копье зависло в воздухе, его опутало нечто вроде паутины. Он поднял взгляд, и в тот же миг с потолка свалился пещерный демон.

Ашия приняла удары на предплечья и выставила бедро, чтобы встретить пинок и не потерять равновесия. Это помешало ей подготовиться ко второму выпаду Хасика – мощному хуку в ребра.

Стеклянные пластины погасили основную силу удара, но дыхание пресеклось, мышцы смялись, и сломалась кость. Хасик не в первый раз поразил ее в это место.

Однако Ашия держала на заметке еще одну брешь. Когда Хасик ударил, она перехватила его кисть, присела и, не отпуская, взбежала по его бедру. Затем сомкнула ноги ножницами на шее Хасика.

Захват получился безукоризненный, но Хасик был тяжел и силен, как скальный демон. Он заплясал, осыпая ее ударами. Ашия несколько раз врезала ему по голове, но полного контроля не достигла и была вынуждена его отпустить.

– Я не встречался с легендарным Энкидо, – сказал Хасик. – Во всяком случае, до того, как ему отрезали член и язык, но имя его и раньше внушало уважение и страх. – Он сплюнул кровь. – Энкидо было бы стыдно за тебя.

Ашия зарычала и пошла на него, но уже начала опасаться, что он прав. Она бросила взгляд на Терна и увидела, что мальчишка не на жизнь, а на смерть сражается с восьминогим демоном, похожим на гигантского панцирного паука.

Она снова обменялась ударами с Хасиком. Его нагрудная пластина была из непробиваемого стекла и не смягчала удары, как ее собственная. Лупить по ней было все равно что колотить в стену, за которой смеялся Хасик.

Но в области суставов, на стыках, имелись щели и зазоры, которые обеспечивали свободу движений. Ашия целилась в них, ослабляя его энергетические линии, однако дело шло медленно по сравнению с его зубодробительными ударами, которые вышибали из нее дух, а он – как и она – искал возможности нанести непоправимое увечье.

В итоге возможность представилась. Хасик обвил ее руку своей, замкнул локоть и дернул, переводя с разворота рывок в бросок. Плечо выскочило из сустава, и ошеломленная Ашия с силой ударилась оземь.

Тут бы ей и конец, но из-за двери вдруг донеслись крики и шум борьбы. Над гвалтом возвысился голос деда.

Хасик на миг отвлекся, и Ашия выбросила косу из рукава здоровой руки. Выщелкнув лезвие, она полоснула по узкому шву на поясе его доспехов и вспорола ему живот.

Хватка Хасика ослабла. Освободившись, Ашия крутанулась вокруг собственной оси, намереваясь чиркнуть еще раз – теперь по горлу.

– Не смей! – приказал ей знакомый голос.

Каджи стоял в нескольких шагах от Ашии, приставив уже к своему горлу ее вторую косу.

Ашия ахнула и отшатнулась от Хасика, так и не нанеся смертоносного удара. Одна рука повисла, а плечо хрустнуло, словно прутик, но она удержала оружие.

– Блось его, мама, – сказал Каджи. – А то я упаду.

– Любовь моя, положи ножик, – выдавила она.

– Нет. – Это было любимое слово Каджи.

Самое действенное в его словаре.

– Каджи асу Асом ам’Джардир ам’Каджи, – заговорила Ашия строже, – сейчас же положи нож.

Малыш заколебался, и Ашия осторожно сделала шаг.

– Нет. – Подняв косу выше, Каджи прижал ее режущим краем к коже.

Ашия резко остановилась – достаточно близко, чтобы различить следы своих слез на лице малыша, но слишком далеко, чтобы не позволить ему вскрыть себе горло. Она опустила клинок, а Хасик, придерживая внутренности, с усилием поднялся на ноги.

– Сынок, прошу тебя, – взмолилась она, – будь храбрым.

Чистое свечение его ауры соседствовало с черной заразой. Демон держал крепко, и словами здесь не поможешь.

Но вдруг на лице Каджи зажглись дорожки, оставленные ее слезами, которые сцепили внешнюю магию с материнским желанием его уберечь. Свечение растеклось, вытесняя тень демона.