Страх.

Шредер попытался разорвать круг и развести клинки, чтобы нанести последний удар, как он это сделал с Винсентом, но Хэл ему не позволил. И он ощутил первые признаки усталости в железной руке Шредера, увидел отчаяние в светлых глазах.

Но потом Шредер все же вырвался из круговращения, и в то же самое мгновение Хэл воспользовался тем, что противник открылся на долю секунды. Он с силой ударил Шредера в центр груди и почувствовал, как клинок вонзился в тело, ударился о кость, и эфес дрогнул в его руке.

Рев голосов на борту фрегата нахлынул на противников, как волна штормового прибоя. Но в тот самый миг, когда Хэла охватило чувство победы, Шредер качнулся назад, поднял инкрустированный золотом клинок меча Нептуна на уровень глаз, в которых уже начинал угасать голубой свет… и бросился вперед.

Это движение заставило клинок Хэла глубже вонзиться в его тело, и Хэл лишился возможности защищаться, когда острие Нептунова меча сверкнуло у его груди. Хэл отпустил рукоять своего собственного оружия и отпрыгнул, но он не сумел ускользнуть от острия.

Почувствовав удар в верхнюю левую часть груди, Хэл отшатнулся, и меч выскользнул из его тела. С огромным усилием Хэл удержался на ногах, и теперь двое мужчин стояли друг против друга, оба тяжело раненные, но Хэл безоружный, а Шредер продолжал сжимать в правой руке меч Нептуна.

– Думаю, я убил вас, сэр, – прошептал Шредер.

– Возможно. Но я знаю, что убил вас, сэр, – ответил Хэл.

– Тогда и я должен завершить дело, – выдохнул Шредер и сделал неуверенный шаг к Хэлу.

Но силы растаяли в его ногах, он осел всем телом и упал на палубу.

Хэл, преодолевая боль, опустился рядом с ним на одно колено. Левой рукой зажимая собственную рану, правой разжал мертвые пальцы Шредера, сомкнутые на эфесе меча Нептуна, и забрал свое фамильное оружие, после чего поднялся и повернулся в сторону «Золотой ветви».

Он высоко поднял сияющий меч, и команда оглушительно приветствовала его. Этот шум странным образом отозвался в ушах Хэла, и он неуверенно моргнул, когда слепящее африканское солнце потемнело, а его глаза наполнились тенями и тьмой.

Ноги Хэла подогнулись, он тяжело сел на палубу дау, согнувшись над мечом, лежавшим на его коленях.

Он почувствовал, но не увидел, как фрегат ударился бортом о дау, когда Нед Тайлер подвел его вплотную. А потом на его плечи легли руки Эболи, и голос друга прозвучал рядом и очень низко, когда он поднял Хэла на руки:

– Все кончено, Гандвана. Дело сделано.

Нед Тайлер увел корабль в залив и поставил на якорь в спокойных водах порта Зулла, где теперь над стенами крепости развевался флаг с белым крестом Эфиопии.

Хэл пролежал на койке в кормовой каюте четырнадцать дней, и ухаживал за ним только Эболи. На пятнадцатый день Эболи и Большой Дэниел посадили Хэла в одно из больших дубовых кресел и вынесли на палубу. Мужчины подходили к нему по одному и, касаясь в салюте своих лбов, застенчиво бормотали разные добрые слова.

Под его присмотром они готовили фрегат к выходу в море. Плотники уже заменили разбитые ядрами бревна, мастера починили порванные паруса. Большой Дэниел нырнул под корпус, чтобы выяснить, есть ли повреждения ниже ватерлинии.

– Да он у нас крепкий и нежный, как девственница! – крикнул он, вынырнув с другой стороны фрегата.

С берега к ним являлось множество гостей. Губернаторы, вельможи и солдаты приходили с подарками, чтобы поблагодарить Хэла и благоговейно поглазеть на него. Окрепнув немного, Хэл уже мог отвечать на их поздравления, стоя на шканцах. Кроме даров, гости приносили и новости.

– Генерал Назет с триумфом доставила императора обратно в Аксум, – сообщали они.

Потом, много дней спустя, Хэлу сказали:

– Слава богу, император коронован в Аксуме. Сорок тысяч человек пришли на его коронацию.

Хэл с тоской смотрел на далекие синие горы и в ту ночь почти не спал.

Утром к нему подошел Нед Тайлер:

– Корабль готов к выходу в море, капитан.

– Спасибо, мистер Тайлер.

Хэл отвернулся от него, не отдав никакого приказа.

Но прежде чем он дошел до трапа, чтобы спуститься в каюту на корме, с мачты донесся крик:

– Из порта к нам направляется лодка!

Хэл быстро вернулся к поручням. Он всматривался в пассажиров, ища стройную фигуру в воинских доспехах, с темным облаком волос вокруг милого лица с янтарной кожей. И его охватило тяжелое разочарование, когда он узнал лишь долговязую фигуру епископа Фасилидеса, чья белая борода развевалась над плечом.

Фасилидес поднялся на борт и осенил всех крестом.

– Да благословит Господь этот прекрасный корабль и всех тех храбрых людей, что находятся на нем.

Грубые моряки обнажили головы и опустились на колени. Благословив каждого в отдельности, Фасилидес подошел к Хэлу:

– Я пришел как посланник императора.

– Благослови его Господь, – откликнулся Хэл.

– Я принес его привет и благодарность тебе и твоим людям.

Он повернулся к одному из сопровождавших его священников и взял из его рук тяжелую золотую цепь.

– От имени императора я награждаю тебя орденом Золотого Льва Эфиопии. – Он надел цепь с драгоценным медальоном на шею Хэла. – И я привез твою награду за войну с нечестивцами, а также вознаграждение, которое император посылает тебе лично.

Из дау подняли на палубу небольшой деревянный сундучок. Он был слишком тяжелым, чтобы нести его за ручки, и понадобились четыре сильных матроса, чтобы поднять его на лебедке на палубу «Золотой ветви».

Фасилидес поднял крышку сундучка, и на солнце ослепительно засверкало наполнявшее его золото.

– Что ж, ребята! – крикнул Хэл команде. – У вас в кошельках хватит денег на бутылку пива, когда мы придем в Плимутский порт.

– Когда вы уходите? – пожелал узнать Фасилидес.

– У нас все готово, – ответил Хэл. – Но скажите, какие новости от генерала Назет?

Фасилидес бросил на него пристальный взгляд:

– Новостей нет. После коронации она исчезла, и табернакль Марии вместе с ней. Кто-то говорит, что она вернулась в горы, откуда и пришла когда-то.

Хэл помрачнел.

– Я ухожу завтра, с утренним отливом, святой отец. И я благодарен вам и императору за щедрость и благословение.

На следующее утро Хэл вышел на палубу за два часа до восхода солнца. Все на корабле уже бодрствовали. Волнение, всегда вызываемое выходом в море, охватило «Золотую ветвь». Только Хэла оно не коснулось. Чувство потери и предательства мучило его. Хотя Юдифь ничего ему не обещала, он надеялся всем сердцем, что она может прийти. И теперь, в последний раз проверяя весь корабль, он упорно не позволял себе смотреть в сторону берега.