Однако не меньшее, если не .большее, значение имели другие методы. Прежде всего это постоянные субвенции в экономику союзных республик, как направлявшиеся непосредственно, так и поступавшие опосредованно, через финансирование союзных предприятий, расположенных на территории этих республик. Население союзных республик обладало значительными льготами в получении об-

И4

разования , существовали национальные квоты при поступлении в высшие учебные заведения, при назначении на ряд управленческих должностей и в «титульных); республиках, и в союзных органах власти. Брежневская «стабильность» означала, среди прочего, возрастание значения местных республиканских элит, Ценой лояльности центру стало практическое невмешательство Москвы в дела республик. Местные элиты были заинтересованы б сохранении связей с Москвой — источником средстр, путем к властным полномочиям в рамках Союза.

80-е годы изменили и ухудшили ситуацию. Прежде всего, начинавшийся экономический кризис ограничивал возможность субвенций, вливаний из союзног о бюджета в экономику республик. Этот фактор, безусловно, становился долговременным и важнейшим. Более того, неуклюжие попытки полицейскими методами разобраться в условиях поставок хлопка для текстильной промышленности Союза, осуществленные следственными группами Гдляна и Иванова и их коллег, породили массовое возмущение местных элит. Кстати, именно 1988 год стал временем особенно массированной пропагандистской кампании разоблачений обвиняемых по «узбекскому делу»135 Власть в Москве оказалась неспособной поддерживать советскую империю силой. Более того, сила не бьгла применена тогда, когда в этом действительно была необходимость,— на начальных этапах конфликта в Карабахе.

Власть столкнулась с многообразием проявления национальных конфликтов. Это были протесты государств Прибалтики, включенных в состав СССР во время Второй мировой войны. Отчасти это положение касалось и Молдавии. Другой характер имели противоречия в Закавказье, где накопился исторический потенциал противоречий как между государствами, так и внутри этих государств (грузины — абхазы, грузины — осетины). Здесь центр выступал как г арант сохранения прежних автономий, что вызывало протест у националистов.

В Средней Азии существовали как опасность проникновения исламского фундаментализма, что грозило гибелью местным властным элитам, так и неуверенность в способности СССР защитить эти местные элитьг перед лицом усиливавшихся выступлений национальной интеллигенции. Кроме этого в Средней Азии существовали свои давние очаги межэтнических конфликтов вокруг традиционных ценностей — воды и сельскохозяйственных угодий, были недовольные произвольным присоединением народов к тому или иному государству (например, проблема таджиков в Узбекистане).

Для многочисленных автономий России представлялась актуальной задача выравнивания прав автономных и союзных республик, тем более что многие автономии, такие, как Якутия, Татарстан, Башкирия, обладали промышленно- экономическим потенциалом, превышавшим потенциал многих союзных республик. Особое место занимали сложнейшие проблемы восстановления прав репрессированных народов — чеченцев, ингушей, крымских татар, поволжских немцев.

И везде упорно разыгрывалась антирусская карта, всячески пропагандировалась мысль о том, что,республики «кормят» Россию и центр. В условиях экономического кризиса возникла соблазнительная мысль — уйти из СССР и добиваться экономического процветания в одиночку.

Многообразие и сложность национальных проблем требовали новых ответов на старые и новые вопросы, последовательности в осуществлении этой политики. Союзные же власти, казалось, были захвачены врасплох, занимались уговорами и увещеваниями. Партийно-советские способы «решения национального вопроса» оказались неприменимыми. Поражает, как быстро были утеряны рычаги влияния на положение в республиках. Национальные проблемы становились самостоятельным политическим фактором, определявшим судьбы СССР.

Накануне XIX Всесоюзной партийной конференции

Политбюро ЦК КПСС было тем политическим органом, который хотел и мог осуществлять политику «перестройки», используя рычаги партийного и государственного аппарата. Вместе с тем особая роль Политбюро как центра, нервного узла всей государственной системы управления СССР приводила к тому, что каждый член Политбюро был больше чем просто государственным чиновником высшего ранга. Он являл.ч и непосредственным начальником для многочисленных подведомственных ему партийно-государственных структур. Поэтому со времен Брежнева не существовало всевластия Генерального секретаря — он всегда был только «первым среди равных». Расстановка сил в Политбюро определяла вектор государственной политики СССР.

Специфика последней советской попытки реформировать общество состояла в том, что реформы эти осуществлялись долгое время «сверху», так как население страны, по крайней мере до первых относительно демократических выборов 1989 г., было лишено способов влияния на политическую жизнь. В стране по- прежнему не существовало сколько-нибудь массовых партий, кроме КПСС, а политические движения формировались на окраинах СССР, в союзных республиках. В этих условиях субъективный фактор — отношения в Политбюро, распределение симпатий и антипатий — немедленно становился политическим событием.

Скандал, вызванный отставкой Ельцина, при полном и единодушном осуждении бывшего секретаря Московского горкома партии всеми членами Политбюро объективно способствовал укреплению того крыла в Политбюро, которое считало необходимым сохранять верность социалистическим ценностям, было противником «очернения нашего исторического прошлого», с недоверием и подозрением относилось к Западу. Однако эта позиция, пользовавшаяся поддержкой Лигачева, Соломенцева, Воротникова, Зайкова, Громыко, Чебрикова, требовала формального закрепления — ее было необходимо зафиксировать специальным партийным решением. Известна также была иная позиция в Политбюро, которую занимали Яковлев, Шеварднадзе, Рыжков и Медведев, разделявшие мнение о необходимости осуществления экономических и политических реформ в стране, серьезных изменений в ее внешнеполитическом курсе. Решающей в определении дальнейшего курса «перестройки» оказывалась позиция Горбачева, вынужденного выбирать между этими двумя направлениями, складывавшимися в Политбюро.

О существующих противоречиях в Политбюро знала вся страна. Было известно и то, что два члена Политбюро, одновременно отвечающие за идеологию, имеют возможность непосредственно влиять на редакционную политику двух популярных изданий: Лигачев — на «Советскую Россию», Яковлев — на «Московские новости».

13 марта в газете «Советская. Россия» появилась статья тогда никому не известной преподавательницы одного из ленинградских высших учебных заведений Н. Андреевой «Не могу поступиться принципами». Статья была «заказной». Небольшое письмо Н. Андреевой, пришедшее «самотеком» в ЦК и попавшее в обзор писем, понравилось Лигачеву. Редактору «Советской России» В. В. Чики- ну «рекомендовали» подготовить статью с этим автором. В Ленинград был командирован опытный журналист, сотрудник газеты В. Денисов.

В результате совместной работы с Андреевой была подготовлена большая, в полной мере программная статья, опять-таки «согласованная» с заказчиком. Названием статьи стала цитата из одного из выступлений Горбачеву. Поводом для нее послужила критика драматургических произведений М. Шатрова, «очернявших», по мнению автора, облик Ленина. Однако литературно-критический аспект был именно поводом. Основным содержанием публикации стала попытка сформулировать идеологическую платформу «перестройки». Не отказываясь от необходимости реформирования советского общества, авторы статьи предлагали сверить курс с ценностями социализма. К числу этих ценностей относились исторический курс страны, достижения 30-40-х гг. Закономерно, что, утверждая это, Н. Андреева давала высокую оценку Сталину, критиковала троцкизм, старых и новых противников большевизма. Отметим, что статья, шедшая «вразрез» с обличительными публикациями «Московских новостей». «Огонька», «Литературной