В тот же день, 26 февраля, состоялась встреча Горбачева с представителями армянской творческой интеллигенции — писателем 3. Балаяном и поэтессой С. Капутикян. Горбачев высказал свою обеспокоенность развитием ситуации. Он говорил: «То, что происходит вокруг Карабаха,— это удар нам в спину. С трудом приходится сдерживать азербайджанцев, а главное — создается опасный прецедент. В стране несколько десятков потенциально опасных очагов противостояния на этнической почве, пример Карабаха может толкнуть на безрассудство тех, кто не рискует прибегать к насильственным действиям». В свою очередь С. Капутикян, жалуясь на вытеснение армян из другого анклава — из Нахичевани, напоминая о трагических событиях прошлого, жестко сформулировала свой вопрос Горбачеву: «Можем ли мы, вернувшись в Армению, говорить, что Генеральный секретарь твердо обещал гарантировать права армян Карабаха?»

«Повторяю, будет сделано все необходимое,— ответил Горбачев.— Не под-

„ 147

нимаите только территориального вопроса»

Сейчас можно с уверенностью утверждать: идея встречи Горбачева с представителями только армянской общественности, на которой обсуждалось будущее Карабаха, была плохой идеей, вне зависимости от тех правильных слов, которые на ней говорил Генеральный секретарь. В обстановке нараставшего недоверия между сторонами конфликта вольно или невольно было продемонстрировано, что Москва занимает в нем позицию одной из сторон. Это было бы допустимо, если бы политическое руководство действительно поддерживало одну сторону. Но этого не было! В результате появился новый мощный источник дестабилизации, к сожалению, уже на следующий день, 27 февраля.

В этот день в пригороде Баку, Сумгаите, начался кровавый погром армянского населения, продолжавшийся до 29 февраля. Министр обороны маршал Д. Т. Язов на заседании Политбюро 29 февраля 1988 г., подводя страшный итог случившегося, сообщил о диких подробностях этого погрома. По официальным данным, погибло 32 человека, более 100 были ранены, поджигали дома, автомобили, были разграблены многие армянские квартиры, людей избивали, насиловали. Группы от 10 до 100 человек бродили по городу, выбирая себе жертвы. Местная милиция не вмешивалась, фактически покровительствовала погромщикам. Из 20 задержанных преступников 16 были выпущены на свободу.

Министр обороны Язов, по приказу которог о в Сумгаит были введены курсанты военного училища для пресечения беспорядков, сообщал ужасные подробности: «Двум женщинам груди вырезали, одной голову отрезали, а с девочки кожу сняли. Вот такая дикость. Некоторые курсанты в обморок падали после того, как увидели это»148.

На Политбюро возник спор: вводить ли в Сумгаите комендантский час и фактически объявлять город на чрезвычайном положении? На этом настаивал Г. П.

Разумовский. Язов колебался: если вводить комендантский час, значит, войска получают право открывать огонь. В то же время он склонялся к тому, что комендантский час нужен.

Горбачев, как всегда, пытался найти некий компромисс. Его предложение выглядело следующим образом:

«Оружие наготове иметь, но не стрелять. А то начнут подстреливать этих блуждающих.

Язов. Дадим оружие без патронов, потом будет идти бронетранспортер с патронами изолированно. Это сдблаем, организуем.

Горбачев. Патроны отдельно.

Язов. Если разрешите, то я даю такое указание.

Члены По л итбюро. Согласны...»

В этой ситуации Горбачев вспомнил о разрешении недавнего конфликта в Алма-Ате. Ему возражал М. С. Соломенцев: «Реакция другая, когда. Михаил Сергеевич, стоит ряд военных, а гут ряд-два рабочего класса, знаете, совсем другая обстановка. В Алма-Ате экстремистов и хулиганов сдержали рабочие отряды. В ночь, когда по Вашему поручению прилетел в Алма-Ату, мы собрали в три часа ночи республиканский актив, а к пяти часам утра сформировали рабочие отряды, и они сдержали этих националистов». Его поддержал заместитель заведующего Отделом организационно-партийной работы ЦК Е. 3. Разумов: «В Алма-Ате все решил рабочий класс. Там была другая обстановка, толпу сдержали отряды рабочих, в основном русских».

М. С. Горбачев, выслушав доклад маршала Язова. с горечью заключил:

«Необходима информация, а ее не добьешься, скрывают и те, и другие. Все повязаны. Бездействуют. Замешаны в этом товарищи из ЦК КП Азербайджана и КП Армении — и тот, и другой товарищ. Все они знают.

Громыко. В общем, работают не на полную мощность.

Горбачев. Нет Работают на полную мощность, только в другую сторону. Заигрывают с этими настроениями, оказались у них в плену, им уже отступить трудно...»149

Нельзя считать, что политическое руководство СССР недооценивало опасность. Предусматривались меры, которые должны были включать:

ввод войск, исключить возможность захвата оружия;

установку контроля за радио и телевидением;

блокирование международных телефонных и телеграфных каналов;

исключение возможности прибытия в Армению иностранных журналистов.

Однако Горбачев не решался применять экстренные меры: «Мы делаем ставку на политическое решение вопросов... Мы в Афганистане ничего не можем решить, а тут, что же, гражданскую войну развязывать?»150 У него сохранялась надежда на то, что и после Сумгаита остается возможность договоренностей между азербайджанским и армянским руководством.

21 марта на заседании Политбюро обсуждался вопрос «О некоторых неотложных мерах по нормализации обстановки в Азербайджане и Армении в связи с событиями вокруг Нагорного Карабаха». Информируя о нарастании конфликта, Горбачев сообщил о деятельности комитета «Карабах», превратившегося в неформальный центр власти в Армении. «Если мы подойдем к этим событиям с позиции интересов социализма, с позиции нашего многонационального государства,— заявил он,— то и для нас этот вопрос приобретет важнейшее политическое, государственное значение. Я бы сказал, что это выходит далеко за рамки Армении. Решается кардинальный вопрос. Речь идет о судьбе нашего многонационального государства, о судьбе нашей национальной политики, заложенной Лениным... На протяжении многих десятилетий мы все ограничивались полумерами, лишь бы, как говорят, утрясти. И сейчас мы, наверное, не предполагали, что дело может принять такой размах. Прямо надо сказать, товарищи, недооценили опасность. Ведь мы столкнулись с аналогичными проявлениями в среде крымских татар и прибалтов...»151

В данном случае с Горбачевым трудно не согласиться. Не была и данью привычной партийной риторике его ссылка на ленинскую национальную политику. Кризис переживала именно ленинская национальная политика, в основу которой были положены принципы национально-государственного деления, право наций на самоопределение вплоть до отделения, ленинская модель Советского Союза с ранжированием наций: 15 наций имели право создать союзные республики (азербайджанцы, армяне, белорусы, грузины, казахи, киргизы, латыши, литовцы, молдаване, русские, таджики, туркмены, узбеки, украинцы и эстонцы), ряд наций имели право на создание автономных республик в составе союзных (башкиры, буряты, дагестанцы, татары, калмыки, карелы, коми, марийцы, мордва, осетины, удмурты, чуваши, абхазы, тувинцы, каракалпаки, аджарцы, якуты), а также право «на пару» (!) создать автономные республики (чеченцы и ингуши, кабардинцы и балкарцы).

Кроме того, существовали нации, которые могли создавать только национальные округа,— коми, ханты и манси, ненцы, чукчи. С точки зрения историка или этнографа, трудно