Мы не только веруем, не только знаем догматическую истину Воскресения, но с душевным волнением переживаем его правду, воспринимаем эту правду всем жизненным теплом нашего сердца.

Покаянное очищение равняет с детьми всех нас – и прозревших разбойников, и вернувшихся блудных сынов – в этот миг торжества жизни над смертью.

Достаточно взглянуть на тех, кого весть о счастье бессмертия созвала на пир души – на Заутреню.

Это не просто молитвенное настроение, не обычное обращение за помощью, а нечто иное. В лице – умиление, в глазах – радостная благодарность Спасителю за величайший дар смертному. И какое отличие от обычных богослужений! Уже не нужно молить о помиловании, не нужно вздыхать о ничтожестве бренности, поверять темные тайны греха.

Это действительно праздник. Яркий, ликующий; и всеобщий, и личный, и для всех, и для каждого, и для праведного, и для греховного, и для сильного духом, и для надломленного. Выпрямляется согбенная под тяжестью жизни душа, счастье заливает сознание. И храм Божий из обители молений превращается в сияющий праздничный зал, где Царь вселенной отечески– любезно встречает и раскаявшихся разбойников, и вернувшихся блудных детей, и невинных младенцев, – всех ласкает, всех целует, всем говорит то Слово, которое было вначале…

Какая радость и какое счастье быть православным!

«Россия», Нью-Йорк, 23 апреля 1954, № 5348, с. 2.

Приложение

Евгений Тарусский[609]

А. Ренников. «Незванные варяги», рассказы

А. Ренников – друг нашей Армии, посвятивший ей немало своих талантливых, всегда теплых и любовных строк. Он чувствует и понимает, прекрасно изучил быт послереволюционной эмиграции, в громадном большинстве своей – военной. Мне уже приходилось однажды отметить достоинства его пьесы «Галлиполи», прошедшей с исключительным успехом в Париже и на днях поставленной в Лионе. Новая книжка А. Ренникова – ряд интересных рассказов о «незванных варягах», о нас, разбросанных по всем странам мира, не сдающихся в битве с жизнью, сохраняющих свое национальное лицо даже в девственных лесах Африки. Ренников не издевается, подобно некоторым другим зарубежным писателям, над русским эмигрантом, он не представляет его жалким и несчастным, а наоборот, находчивым, смелым, каков он и есть. Вся книжка проникнута мягким ренниковским юмором, что делает ее еще увлекательнее и дороже для тех, о ком она написана.

«Часовой», Париж, май 1929, № 9-10, с. 28. Н. Чебышев[610]

Н. Чебышев

Книга Ренникова «Незванные варяги»

На обложке книги карта Европы. Через всю Европу заглавие: «Незванные варяги». Варяги – это все мы, русские беженцы. Нас не звали, но мы пришли все-таки.

Юмор – редкий дар, юмористов мало, замечать смешное – не всякому дано. Еще реже – дар смешить других, делать другим доступным и усвояемым великое откровение смеха.

Смех – высокая ценность. Дважды высокая ценность в длящейся беде. Поэтому юморист-писатель в эмиграции благодетель – редкий. Юмористов Зарубежья можно пересчитать по пальцам: одной руки для счета хватит, да еще с остатком.

Ренников большой насмешник, но он не гасит нашего духа, а бодрит, обнадеживает русских людей. Он смеется не один, а вместе с нами; его смех – наш смех. Мы доставляем случаи из нашей горемычной жизни, а он учит, как из этих случаев добывать радость и веселье. Мы подчас склонны считать себя побежденными, а он, посмеиваясь, доказывает, что мы только кажущиеся побежденные, в сущности же талантливые удачники, совладавшие с ниспосланными судьбой чудовищными затруднениями. Жизнь наша сплошной анекдот. Но он может стать и уже становится анекдотом историческим. И то, что есть в нем смешного или грустного, не служит нам в устыжение.

Теперь сложилось истинное представление о значении происшедшего и можно оценить, какую обнаружили русские люди силу самосохранения, закаленность, приспособляемость, сметку («Вокруг света», «Визитеры», «На кладбище», «Кухарка», «Святочный рассказ»). Кого не поддержит в трудностях и лишениях сознание многозначительности пережитого, затмевающей всю предыдущую спокойную сытую жизнь («Гимназист Иваненко»)? Всякий рассчитывающий вернуться в Россию и приложить по мере сил руку к устроению в ней новой жизни, не может не сознавать, какую совершенно исключительную школу труда, характера, познания жизни и людей прошла беженская масса, и как ей в итоге может показаться легкой будущая, казалось бы, столь трудная деятельность на родине, после «лет странствий и учения», по гетевскому выражению, на чужбине («Будущие городничие»).

Еще характерная черта ренниковского юмора: он не притязает на превосходство над читателем, не самовозвышается над ним, ест с беженской массой из одного котла («Жаннет», «Робинзон Крузо», «В гостях у Катушкина» и др.) и стрела заостряется лишь когда мишенью являются «хозяева»-иностранцы («В гостях у варвара», «Влюбленный Париж» и др.).

Те, кто побывал на юге Сербии, особенно оценят македонские зарисовки Ренникова из поездки автора. Он тонко воспринял тоску знойного ландшафта, отрезанности от мира местечек:

«Самое грустное в мире – эти городки с пятью тысячами ртов, с десятью тысячами ног… День прошел – подсолнух, герань, свиньи на улицах. Год прошел – подсолнух, свиньи, герань… Десять лет – герань, свиньи, подсолнух» («В гостях у Катушкина»).

И еще:

«Как ни странно: и светло, и жарко, и солнце светит, и как будто – в гробу. Или, быть может, то мираж – и ничего нет? Ни улицы, ни раскаленной извести замкнувшихся ящиков, ни загара румяной черепицы под небом? Среди вывороченных камней мостовой пытается расти трава…»

Ренникову-писателю свойственна печаль настоящих юмористов, сопутствующая радующемуся, наслаждающемуся мироощущению. И все же напряжение восприятия красот и радостей жизни чувствуется на каждом шагу. Он обретает их и в малом, и в большом мире.

Послушайте как он описывает свой огород:

«Я знаю, поэты презирают вас, друзья мои. Но не все ли равно. Мы то с вами постигли, что не в цветах, а в плодах истинная поэзия и мудрость жизни земной. Тысячелетия поют певцы о красотах роз – пустоцветов, о задумчивом взгляде быстро увядающих фиалок. Но чем они лучше тебя, фасоль моя? Чем прекраснее тебя, милый горошек?»

К изданию очерков следовало давно приступить. Мы опасаемся только, что А. М. Ренников производит над своими напечатанными произведениями слишком строгий суд и бракует то, что следовало бы сохранять. Так, мы не нашли в книжке многих «белградских» очерков, запавших твердо у нас в памяти.

«Возрождение», Париж, 3 июня 1929, № 1462, с. 3.

Петр Мар

Король фельетона К 50-летней литературной деятельности А. М. Ренникова

Ренников… Когда прочтешь его фамилию перед заголовком фельетона, «тогда расходятся морщины на челе…»[611]

О таланте Андрея Митрофановича, как драматурга и писателя, слово принадлежит истории русской литературы новейшего времени, но о таланте его, как журналиста-фельетониста, можно сказать сейчас, что творческое дарование Ренникова в этой области так присно, так душевно воспринимается читателем его фельетонов, что, читая их, чувствуешь себя в обществе хорошего друга, понимающего все человеческие недостатки и причудливости, и тихой, ласковой улыбкой