— Извините, — я склонил голову на бок. — Это который Ерёмин? Тот самый, что в прошлом квартале угробил семнадцать единиц техники, затыкая очаг, который, как потом выяснилось, и так уже находился в фазе самогашения?

В зале раздались жиденькие смешки, Чешкин зааплодировал, но, не получив поддержки, быстро сдулся под взглядами окружающих.

«Смотри на них, — раздался в моей голове до боли знакомый голос. — Они один раз выкопали сокровище и теперь думают, что, коли так, они имеют право командовать всеми, кто оказался у них на пути». Я оглянулся, но Димеоны-Мелиссы, конечно же, рядом не было.

— Это всё хорошо, — ровный голос Осадько вновь призвал остальных к тишине. — Но это лишь философия. У вас есть тезисы по существу?

Было тихо, и мир вокруг был по-обычному серый.

— Есть и другие, — кивнул я, наблюдая, как за спиной у Пнёва, там, куда никто сейчас не смотрел, по стене вверх ползла одинокая божья коровка. — Они все — лишь вспомогательные, основной — этот... А впрочем, вы правы: я не готов сейчас выходить на защиту... Я нащупал лишь направление, концепцию, над которой хотел бы работать... Возможно, не один год...

Осадько смотрела на меня, прищурившись за стёклами толстых очков. Кто-то уже опять говорил, кто-то поднимался со стула. Аполлон Артамонович сидел в прежней позе и улыбался.

«Ты всё сделал правильно, — из ниоткуда пришли вдруг слова. — Пускай они сейчас говорят... На то, чтобы человек начал общаться с себе подобными, а не лупить их дубиной, ушли многие годы. На то, чтобы он научился общаться со Сказкой вместо того, чтобы лупить её резонаторами, уйдёт куда больше времени. Она ведь так на вас непохожа... Но, если ты хочешь, чтобы это произошло, начинать нужно уже сейчас».

«Я даже не знаю пока, правильно ли это, — ответил я мысленно. — Я... Я чересчур мало знаю. Может быть, иной раз нам придётся, как прежде, пускать в ход дубину?»

«Всем нам приходится, — спокойно ответил мне Голос. — Но, если все говорят с позиции силы, это ведь не означает, что нельзя оглядеться и поискать иной путь?..»

«Они не понимают, — продолжал жаловаться я, глядя, как мимо меня пролетает раскрытая папка с надписью “План аспиранта” на первой странице, хотя даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что это — лишь грубая копия, наскоро сдёрнутая из архива. “Кто, кто это составлял?!” — расслышал я чей-то выкрик. — Они считают, что, если у них есть под рукой кнопка, они могут на неё нажимать, что бы другие ни думали».

«Ты можешь научить их, — сказал Голос. — Направить их... У тебя ведь есть всё для этого».

«Я не могу, не способен, — взвыл я. — Ведь тогда я сам превращусь в человека, нажимающего на кнопки».

«Если ты сам так выберешь, — равнодушно ответствовал Голос. — В мире всё относительно».

«Я по-прежнему не уверен, — вздохнул я, глядя, как волшебники продолжают о чём-то спорить с ожесточением: Стуков совсем уже раскраснелся, Осадько роняла ядовитые реплики, и даже шеф начинал, наконец, отвечать на удары. — Я не знаю, как правильно. В конце концов, ты учила не этому».

«Это не имеет значения, — бесстрастный и беспристрастный, как прежде, ответил мне Голос. — Важно то, чему ты сам сумел научиться. Взгляни на них: они ведь уверены, что знают всё. Ты же видишь, чего стоят их знания на самом деле. Так ответь мне: если всё они знают сегодня, чему ты научишь их завтра?»

Я вздохнул, продолжая с обречённостью висельника игнорировать царящий в комнате кавардак. Божья коровка доползла до самого верха, до края, где почерневшие от сажи обои сменялись потрескавшейся побелкой, расправила крылья и улетела. «Не сегодня, — думал я отстранённо. — Не сегодня...» На душе было радостно и как-то пусто.

Маги продолжали орать друг на друга. В окно ударили первые тяжёлые капли.

***

Василиса отдёрнула штору и с шумом распахнула расшатанное окно. Гроза давно кончилась, и в комнату ворвался прохладный предутренний воздух, наполненный сыростью и запахами спящего города.

— И вовсе не обязательно было их всех так злить, — сказала она. — Мог бы просто сказать, мол, всё понял и обещаешь исправиться.

— А станцевать я не должен был? — спросил я.

Аполлон Артамонович улыбнулся.

Волшебница пожала плечами. Она была в восхитительно новом шуршащем платье до полу, складки которого при каждом движении волнительно колыхались.

— Мог бы и станцевать, — сказала она.

Я подмигнул:

— Замётано! Но тогда первый танец ты должна мне.

Василиса коротко улыбнулась, обнажив на мгновение удлинённые клыки, и, отвернувшись, поплыла вдоль стола, на котором уже теснились огурчики в банках, помидорные дольки, шпроты, сыры, горки колбаски и прочие призраки предстоящего пиршества: в эту полную чудес ночь предложение перекусить, прежде чем расходиться, неожиданно вылилось едва ли не в банкет по случаю окончания всей истории.

Петли скрипнули — это в залитую электрическим светом комнату скользнул Пек.

— Вы все здесь, — утвердительно сказал он. — Так и думал, что этот безумный день никогда не закончится!

— Угу, — кивнула вампирша, усаживаясь. — Кстати, ты пропустил самое интересное. Слышал бы ты, какую философию Макс сейчас развернул в память о Димеоне!..

Пек озадаченно оглянулся на дверь.

— Ещё хуже, чем там? —