– Ты очень добра.

Они взглянули друг на друга, слегка захлебнувшись в этом потоке любезностей. Наконец Никлайс сумел улыбнуться, и Алейдин тоже.

– А теперь, – сказала она, – я слышала, тебя ждет аудиенция у нашей княгини. Разве тебе не нужно подготовиться?

– Надо бы, – признал Никлайс, – но прежде я попросил бы тебя о маленькой услуге.

– Конечно.

– Я прошу рассказать мне за… – он сверился с карманными часами, – за оставшиеся два часа все, что произошло, пока меня не было в Остендюре. Я на годы отстал от политических и прочих событий, а выглядеть перед новой княгиней дураком не хотелось бы. Историком, конечно, был Яннарт, – легким тоном добавил он, – но что касается сплетен, их ты всегда ловила первой.

Алейдин захихикала.

– С удовольствием, – сказала она. – Идем. Погуляем по берегу Багена. А ты мне расскажешь про свои приключения.

– О любезная госпожа, – ответил Никлайс, – у меня рассказов хватит на целую книгу.

Благородный Артелот Исток трудился в кабинете Кручи над пачкой писем и переплетенных в кожу блокнотов. Родители на неделю уехали, сославшись на желание переменить обстановку, хотя Лот знал: мать хочет подготовить его к будущему. Когда он станет ярлом Златбука, займет место в Совете Добродетелей, примет на себя ответственность за самую обширную из провинций Иниса.

Лот надеялся, что за годы до того времени что-то в нем сдвинется, как в часовом механизме, а он окажется к этому готов. Пока что его тянуло ко двору.

Один из ближайших его друзей погиб. Что касается Эды, он знал, что та не навеки в Инисе. Известие о ее победе над Безымянным уже ралетелось, но ей ни к чему была слава, которая ширилась вместе со слухами. Рано или поздно путь ее свернет к югу.

Без этих двоих двору уже не быть прежним. И все же только там Лот расцветал. Там еще много лет будет править Сабран. А ему хотелось быть с ней, в сердце страны, помочь ей в установлении нового, золотого века.

– Добрый вечер.

В кабинет вошла Маргрет.

– Мне казалось, положено стучаться, – проговорил Лот, скрывая зевоту.

– А я стучала, братец. И не один раз. – Она тронула его за плечо. – Вот, горячее вино.

– Спасибо. – Он с наслаждением отхлебнул. – Который час?

– Нам обоим давно пора бы спать. – Маргрет протерла глаза. – Странно вот так остаться самостоятельными. Без мамы с папой. Ты чем здесь занимался столько времени?

– Всем подряд.

Закрывая блокнот, он почувствовал на себе ее взгляд. Страничка была заполнена хозяйственными расходами.

– Ты бы предпочел дворец, – мягко заметила Маргрет.

Она слишком хорошо его знала. Лот пил вино, заполняя его теплом пустоту в животе.

– Я всегда любила Кручу. А ты всегда любил придворную жизнь. Но я родилась второй, а ты первым, так что тебе и быть хозяином Златбука, – вздохнула Маргрет. – По-моему, мама считала, что тебе причитается детство вдали от дома, раз уж взрослым ты будешь к нему привязан. А вышло, что мы оба полюбили не то, что надо бы.

– Да уж… – Он улыбнулся такой несообразности. – Но тут уж ничего не поделаешь.

– Не знаю. Инис меняется. – В глазах Маргрет мелькнули искорки. – Ближайшие годы будут сложными, но они изменят лицо страны. Мы должны смело расширять свои горизонты.

Лот, глубоко наморщив брови, смотрел на сестру:

– Очень странные вещи ты говоришь.

– Кто из мудрецов был оценен по заслугам современниками? – Пожав ему плечо, она положила перед Лотом письмо. – Пришло этим утром. Постарайся хоть немножко поспать, братец.

Маргрет вышла. Лот перевернул письмо, посмотрел на восковую печать. Запечатано грушей с герба Веталда.

Сердце у него сжалось как кулак. Сломав печать, он развернул написанное изящным почерком письмо.

Пока Лот читал, в открытое окно влетел ветерок. Он принес запах скошенной травы и сена – и жизни, о которой он тосковал вдали от дома. Запах Златбука.

С тех пор он переменился. Другие запахи волнами прибоя врывались в его сны. Соли, смолы, холодного морского бриза. Вина, сдобренного имбирем и мускатным орехом. И лаванды. Этими цветами пахли мечты об Искалине.

Он взял перо и стал писать.

В личных покоях Верескового дворца догорал камин. Мороз затянул окна кружевом. Сабран в полумраке раскинулась на кушетке, размякшая от вина, полусонная на вид. Этим зрелищем, присев у огня, упивалась Эда, давно оправившаяся от истощения сил.

Иной раз, глядя на Сабран, она готова была вообразить себя печальным королем, что погнался за миражом над барханами. Но вот Сабран касалась губами ее губ или при лунном свете подходила к ее постели, и она понимала: это настоящее.

– Я должна тебе что-то сказать.

Сабран обернулась к ней.

– Недавно прилетал Сарсун, – пробормотала Эда. – С письмом от Кассара.

Песчаный орел влетел в окно Аскалонского дворца и опустился к ней на плечо – доставил записку. Эда долго не могла собраться с духом, чтобы ее прочесть, и еще дольше разбиралась в своих чувствах, прочитав.

– Они уже знают, что я убила змея, – договорила Эда. – Более высокой чести они предложить не могли.

Сабран медленно села на кушетке:

– Я счастлива за тебя. – Она взяла Эду за руку. – Ты сразила Безымянного. Ты ведь об этом мечтала. – Их взгляды встретились. – Ты согласишься?

– Там, – сказала Эда, – я смогу определить будущее обители. – Их пальцы переплелись. – Из высших западников четверо мертвы. Значит, их виверны и потомство лишились огня, но и без него они несут опасность для мира. Их надо выследить и перебить, где бы они ни затаились. И конечно… остается главный враг.

– Фиридел.

Эда кивнула.

– Его надо найти, – сказала она, – а кроме того, став настоятельницей, я позабочусь, чтобы труды красных дев поддерживали устойчивость нового мира. Мира, свободного от тени Безымянного.