Забыв обо всех приличиях, Кирсанов порывисто обнял девушку и тогда, уткнувшись в его плечо, Анна заплакала. Должно быть это и есть та устойчивость, о которой говорила Кристина – космическое равновесие данное нам свыше. На одной чаше весов – тягостные воспоминания, на другой – борьба за добро и справедливость.

– Я тоже это чувствую – выдохнул молодой человек – теперь постарайся же выбросить всё плохое из головы. Иначе будет плохо, я это знаю. Пройдет совсем немного времени и вы станете обычной девушкой. Будете радоваться житейским мелочам. Наверное просто нужно немного потерпеть.

Он обнимал её и всё еще подыскивал слова, которые хотел сказать, понимая, что говорит совсем не то и не про то, но ничего другого не выходило.

– Наверное – всхлипывая, согласилась девушка – Спасибо вам. Всё это время вы потрясающе себя вели. Я никогда не забуду, что вы сделали для меня, правда.

– Что мне ещё оставалось? – покачал головой Кирсанов – Я делал всё, что мог. По сравнению с тем, что пришлось испытать вам – это такая мелочь.

Она оторвалась от его плеча и пристально посмотрела на него. Кирсанов прочитал в этом взгляде не только благодарность, но и даже некую восторженность, однако были они уходящими, как будто на прощание. И в словах девушки тоже чувствовалось прощание. Ветер трепал её волосы, пахнущие медом, но этот запах, который Кирсанов мог ещё даже трогать, уже уходил. Уходил навсегда.

– Этот мир прекрасен – сказала Анна – Мне только предстоит понять его. Вот теперь, когда я наконец свободна. Я могу начать новую жизнь, там, где меня никто не знает. Мне нужно уехать, чтобы окончательно понять саму себя.

Она словно бы извинялась за свой уход, возможно понимая, что чувствует молодой человек, а возможно испытывая нечто похожее. Определенно сказать это было нельзя. Её лицо выглядело слабым, изможденным, но с какой-то новой внутренней силой.

– По… Понимаю.

В душе было пусто. Анна была еще здесь, но уже далеко-далеко от него. Далеко навсегда. Ещё одна минута, две или три и он больше никогда её не увидит.

– Прости – мягко сказала она – Мне очень жаль! Возможно если бы всё сложилось по-другому, если бы у нас было бы время… но я знаю кто я и я дала другому клятву верности, навеки и я унесу её вместе с собой.

В этом и была её новая сила. Она приняла свою природу и не противилась ей. Природа заставляет за что-то платить. Она хотела узнать правду, она её узнала и теперь должна нести эту правду в своей душе. Кирсанов это понял. В этот момент он думал о том, что какая же великая, должно быть, та была любовь, что даже через столько лет и в совершенно другом временном измерении, она не предает её. Хотел бы он испытать такую любовь.

– Навеки – прошептал он – Но один раз, только сейчас.

Анна улыбнулась и осторожно коснулась его губ своими – теплыми и нежными, словно лепестки цветов. Сладкий аромат её присутствия проник в его душу и моментально взорвался, как сверхновая, когда она разорвала связь. Крошечная искра, словно бы сама жизнь. В этот момент он отпустил её.

Больше Анна ничего не говорила. Она только улыбнулась и на прощание помахала рукой. Прощай же, пусть с тобой прибудет удача. Навеки. Кирсанов провожал девушку взглядом, пока её непослушное шуршащее платье, навсегда, не скрылось для его глаз.

Молодой человек почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Повернулся. Ксения Авалова, прислонившись к брюху стратегического бомбардировщика смотрела на него насмешливым взором. Опять начнет читать нотации, фыркнул Кирсанов, конечно, ей легко. Интересно Авалова-то вообще кого-нибудь любила или влюблялась или с самого рождения была задумана как набор дедуктивных уравнений?

– Она ушла – прошептал он – А я так ей ничего и не сказал.

Ксения многозначительно сдвинула брови.

– Наверняка это очередная юношеская проблема, которая скоро пройдет – саркастическим тоном заметила девушка – У каждого из вас своя жизнь и значит так должно было случится. Если бы было задумано иначе, то произошло бы по-другому. Сейчас у тебя нет времени на поэтические метания беспокойной молодости! Нас ждут. Идем!

Девушка быстро зашагала к зданию. Кирсанов уныло поплелся сзади, как-то сразу почувствовав себя неприкаянным. Возле самого входа он оглянулся, но Анны уже не было.

* * *

Металлическая платформа доставила их на подземный этаж выстроенного по последнему слову здания военного аэродрома. Стекло и холодный метал упрямо навевали мысли о погибшем здании Департамента биологического благоустройства. Впрочем это были только самые первые мысли. В этом здании не было даже тени уныния и выкачивания жизненных сил, как в Департаменте, здесь всё было живое: техники – мужчины и женщины трудились над машинами всех мастей, ремонтируя, собирая, модифицируя… подземный этаж представлял собой длинный коридор, где, перед компьютерами сразу с несколькими мониторами ровными одинаковыми рядами сидели девушки. На вид им было лет по двадцать. Все одетые в одинаковые тёмно-синие курточки и юбочки. У всех спокойное сосредоточенное выражение. На аккуратных прическах авиационные гарнитуры, глаза устремлены в мерцающие точки на экранах – все подчинены единой задаче, безусловно значимой и великой.

Кирсанов мельком подумал, как далеко сразу ушли все треволнения лишь только они покинули Директорию и раскрыли наконец загадку медальона. Опасность, грозные слухи; казалось всё это привиделось в дурном сне, но когда он вошел вслед за Ксенией, в широкую бетонную ротонду с полированными полукруглыми столешницами и внушительными высокими креслами, лица собравшихся там, были серьезны, и можно даже было сказать мрачны.

Кирсанов обежал взглядом зал, заметил Кристину, генерала Артамонова, военного из Канады, что прибыл сегодня – адмирала Рида, увидел того самого высокого седого мужчину, которого они вытащили с Ксенией – Альберта Сабурова, который что-то рассказывал собравшимся. Выступающие скулы, костюм сидит мешком на острых плечах – похоже, ему так и не удалось полностью восстановиться после заключения в Секуритате. Хотя и выглядел он, конечно, живее, увереннее. Ещё его взгляд сделался более цепким.

Артамонов пригласил вошедших сесть и продолжил уже начатый разговор.

– Не с легким сердцем приходится мне слушать всё, что вы говорите, Альберт Шамильевич – мрачно произнес генерал – Могли бы вы сообщить нечто более конкретное, за что можно было бы ухватиться?

Мужчина лукаво улыбнулся в ответ.

– Я ультиматист и оппозиционер, а не шпион – сказал он – Могу только повторить,