— Фу! — скривилась послушница. — Не богоугодно мужеложество сути человеческой!

— Чего?! — во весь голос расхохоталась Степановна. — Ну оборжаться! Сразу видно: «Запретная биология» в действии! А ещё: «я сбежала!», «я не такая!».

— И вы что же?.. — ахнула белокурая. — За мужеложцев ратуете?

— Да нет мне дела до них, вот ещё! — фыркнула женщина и устало закатила глаза покачав головой. — Так-то по фене на тех, кто мне житьё не воротит. Мне главное чтобы по уму и по грамоте было, иначе толку то взагалём?

— Ну это же изврат совсем! — монашка тут же залилась краской. — И вообще, что за запретная биология такая?!

— А такая, за которую головы рубят. Помниться, не так уж и давно, Дениска от «делишек девичьих» весь пеной сходил? Ты думаешь, чего он такой ханжа, Лесик?

— Не знаю, — монашка замялась. — Ну так, это ж нормально совсем, даже книжек читать не надо, что б знать, что все писают, например! А это…

— А всё остальное — тоже часть негласного запрета на знания, — нахмурилась женщина. — Чем меньше знает народ, тем больше пляшет под дудку того, кто его формирует! А формируют народ власть имущие и они никогда не позволят тебе знать больше, чем то положено!

— Так ведь, а как же охотники?

— А я кто? — расхохоталась Степанна. — Вот уж не поверю, что дурачки, оные «предки-предков», там что где-то делили! Кто посильней — того й на охоту, а остальных на хозяйство оставляли, это ж логично! Им там выживать было надо, а не жиру беситься!

— Да как же так? — раскисла Алессия, которая уже совсем запуталась в совершенно противоположных сведениях со всех сторон.

— А так, что мы с тобою и понятия не имеем, как жили все те люди взаправду. Вот только, как бы то ни было, аки не «богунеугодным» головы рубят, а уж совсем наоборот!

— Не правда! Бог любил всех своих сыновей и дочерей! — в сердцах воскликнула девушка. — Это «Истинный завет» вовсю несет боль и разруху душе человеческой! Уж я-то не понаслышке знаю, как они там свои «джихады», «вендетты», крестовые походы устраивали!

— Ого! — Степанна нахмурилась и внимательно присмотрелась к монашке. — Это же откуда такие познания? Аки, таких заветов у Аргина и нет.

— Я не могу вам сказать, извините, — Лесса поникла и опустила голову. — Просто, ещё никогда не видела кого-то, кто называл бы нормой такую ужасную вещь как мужеложество. Это же мракобесие и психические отклонения!

— Не, это всё тот же отбор и эволюция, — усмехнулась Ольга. — Сами ученые предки казали, что так природой задумано да у всех видов животных устречают. А коли угодно тебе: нет мужеложества никакого. Оно то человек, он изначально в «обе стороны» ходит, да всё равно не понять тебе то, коли давно уж науку наш люд схоронил.

— Вы это о чём?

— Да ни о чём, — Ольга пожала плечами. — Ох, и надобно ж вам, всё-таки иногда и книжки читать, а не «мнения» свои мыслить! Вот ведь чего Рэйхо-церковность с людями делает! Шо слышу — то говорю, а проверить — шишь!

— Да кто же вам такое сказал?! — в стеклянных глазах девушки читалась невероятная беспомощность.

— А кто себя биологами звал? «Теория эволюции» называется! Старинная такая штука, нынче за неё казнят без шуточек! Да й почитать бы дала, будь я в забытом Харукове, да не судьба. Еле ноги унесли от психопатов тамошних! — женщина покачала головой и печально вздохнула. Она прекрасно помнила о том, как сама через это прошла, как они с Андреем находили старинные записи, желая разобраться во всем, чего сами понять не могли:

— Ох и сломалась то природушка, уж весною жары никакой! Весь урожай почах!

— Биологами? Это кто?

— Понятно… Слухай, есть такая штука: наука, что нынче «извратной» кличут. Так вот она всех различных животных изучала! Людина — то тоже звер! Так шо, не тараторь мне тут! Не хош — не верь, толку с того.

— А если не так? А если, всё-таки, изврат? — монашка недоверчиво покосилась и надула губки. — Чем докажете?

— А ничем, кроме того, что в башке отложилось! — подмигнула трактирщица. — То-то оно, шо пояснить людя́м за мужика в небе как-то сумели, а за природушку: да всё никак! Да то понятно, что бедолажку создательницу ещё сами предки всяко гнобили, окаянные.

— А если бы ваши эти учёные вам доказали обратное, что тогда?!

— А вот тогда: буду рада извиниться и иметь в виду! — лучезарно улыбнулась Ольга. — Если, конечно, что истинно то всё докажут! Дело же не в том, чего я хочу, а в том, как оно на самом деле есть! И только в этом настоящая сила и ценность знаний сокрыта! Мне-то вообще по барабану, кто, где и чего делает, пока к нам в избу с огнями не лезут. А там-то я кого угодно уж пришибу без разбирательств! Если безвредно — значит хай будет.

— Докажут? — недоверчиво ухмыльнулась Лесс. — Как же?

— А это уж другой вопрос, да всяко уж, поздно о том распинаться. Ты мне лучше другое скажи, у вас в… в «Храме» книжки были?

— Были, конечно.

— Доанархичные?

— В большем, именно такие. Правда, послушникам не позволялось их читать, но я туда всё равно лазала, вот и нахваталась всякого.

— Вот как? — Степанна нахмурилась. — Значит, и архивам есть место быть?

— А, что, простите? — девушка глупо улыбнулась и вопросительно захлопала ресницами.

— Ой, не важно! — она отмахнулась. — Вот в тех книжках, которые ты читала, что-нибудь об этом, как говоришь, «мракобесии», находила? Ну от про эволюцию всякую труды научные?

— Да нет. «Биологий» всяких в Церкви точно уж не было, — послушница тяжело вздохнула, понимая, что вовсе не такая уж и начитанная, как ей бы хотелось.

— Откуда же ты знаешь где природушка, а где мракобесие? — недовольно проворчала Ольга. — Вот я ж не сетую тебе, что никакого мужика не сидит на небе! Шо ж ты меня то возмусчаешь?! Аки, никакой бы Церкви Искупления той не было б, если б народу «воображаемых Богов» не втемяшили!

— Но ведь… Бог — суть всего сущего!

— Аки, не могу я тебе честно ответить, так оно, или нет. Потому, что доказать можно только наличие чего бы то ни было, а не наоборот. Жаль только, в богов люд верит, а в истину все никак. — Степановна так разозлилась, что даже не упомянула о том, что саму по себе веру они с Андреем вредоносной совсем не считали. Вот только боль за то, как нечто безвредное извратили до секты,