Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго молчали старики. Булькал кумыс. Наконец старший из братьев заворчал:
— Мы думали, ты, княжич, долг принес, а ты опять за деньгами. Откуда нам казны взять, если должники будут вот так по два раза с поклоном приходить? И без того много, много денег пропадает.
— Полно врать, пропадет у вас, как же! — угрюмо возразил Иван.
Старики, как по команде, хлопнули себя по коленям.
— Он еще не верит! Вон Абдуллу–хана убили на охоте, теперь долг с него где получать? В раю? Мамай, велев хана прикончить, о нас не вспомнил, хан помирал — радовался, что долга ему не платить, а нам убыток, и не малый.
— С вами свяжись, в самом деле смерти обрадуешься! Полно вам прибедняться, есть у вас деньги.
— Как деньгам не быть, только не про тебя. Тебе мы уже шесть тысящ дали.
— Ну, дали вы только пять, а на шесть кабальную запись сделали.
— А лихва на что? Да с тебя не то что с лихвой, а и своих денег не получишь. Ишь пришел! Дай еще!
— Получите и лихву возьмете.
— Ой ли!
Иван понял: «Так мы будем препираться, и денег они не дадут. А деньги нужны дозарезу, ибо Дмитрий Иванович задарил и Мамая, и хана, и мурз. Того гляди, он ярлык получит. Деньги нужны, а смирением ростовщиков не разжалобишь».
Ступив пыльным сапогом прямо на ковер, княжич сказал:
— Все получите сполна. Аль вы не слыхали, что отец мой, князь Михайло Александрович, походом на Волгу пошел?
— Слыхали! Пошел князь Кострому грабить, да не дошел, вспять повернул. От такого похода корысти не жди.
— Пусть отец до Костромы не дошел, а потом что было, знаете? Град Мологу он взял и огнем пожег. Углече Поле [267] взял, пожег. Бежецкий Верх [268] повоевал и боярина Никифора Лыча в сем граде наместником посадил.
Иван видел, как дрогнули, расплылись в льстивых улыбках лица ростовщиков, понял: «Весть о победах отца для них новость». Княжич и сам не заметил, когда обеими ногами стал на ковер. Заговорил с пауками твердо:
— Три тысящи рублев серебра нужны мне! Пошевеливайтесь! Хватит меня мытарить!
Старики поднялись с ковра, старший ответил:
— Через два дня из Рязани приедет наш человек. Ежели правда, что ты говоришь…
— Правда, не сомневайся! — перебил его Иван, но ростовщик еще раз повторил:
— Ежели правда, что ты сказал о победах князя Тверского, будут тебе три тысящи, а запишем четыре, чтоб, значит, за тобой было ровно десять тысящ серебра, еже есть тьма.
— За три тысящи ты четыре спрашиваешь. Побойся Аллаха, старик. Ведь это гребеж!
— Истинно грабеж, но и ты, княжич, платить будешь тем серебром, что твой отец Михайл–князь в повоеванных городах награбил. Значит, так на так! Значит, за тобой серебра тьма рублев.
21. «СИНИЦА В РУКИ»
В намокшие, обвисшие полотнища шатра стучал дождь. В шатре, тяжело опершись локтями о стол, ссутулясь, сидел князь Дмитрий. Перед ним лежал развернутый свиток — письмо попа Митяя, но князь забыл о нем, слушая частый перестук капель. Думал он невеселую думу: «Все лето до осенних дождей просидел в Орде, просидел без толку. Даров роздал не счесть, а ярлыка Мамай не дает…» Мысль трепыхалась бессильно: «Не дает! Не дает!»
Дмитрий Иванович поднялся, задел головой мокрый свод шатра, понурился, сказал вслух, убеждая самого себя:
— И не даст!
Трудно и горько было подумать, что придется уехать из Орды удельным князем, и совсем нестерпимой была мысль, что Мамай задумал отдать великое княжение врагу — князю Михайле. Весь поход в Орду показался ошибкой.
«Сидел здесь, разорялся, а дома, на Руси, тем временем князь Михайло разбойничал, да леса горели, да люди бедовали. Вот и поп Митяй то же пишет…»
Дмитрий Иванович опять опустился на скамью, взял свиток.
«…Мгла стояла по ряду два месяца, — читал князь, с трудом разбирая полуустав письма. — Столь велика мгла была, яко за две сажени перед собой не видно было человека в лицо, а птицы по аеру не видяху летати, а падоху на землю с воздуха».
Князь вздохнул. «Знает поп, что книгам я учен мало, а не может без того, чтоб свою премудрость не показать. Он, вишь, по–русски не может, на греческий сбивается, ввернул словечко «аер». Дмитрий опять повел пальцем по строке:
«Ныне жито на Руси дорого, лето было сухо, жита посохли…»
Отбросив свиток, князь снова задумался, меж густых бровей обозначилась острая морщина.
«Домой! Скорее домой! Довольно вымаливать в Орде ярлык! На Руси мечом надо принудить князя Михайлу отказаться от великого княжения. На Руси недород, а станет Михайло великим князем, он на то не поглядит, заплатит Мамаю дани сверх меры. Серебра не хватит — рабами доплатит, обессилит, обезлюдит всю Русь!»
Поднялся рывком, сжал кулаки. Постоял, похмурился, потом, глубоко вздохнув, распустил морщину на лбу, позвал:
— Эй!