Сергеевича Кабачкова, возникшего, как и в первой ленте, после титра «Конец фильма». Маковецкий закричал на весь вестибюль, точно так же, как это делал пятьдесят лет назад его знаменитый предшественник в исполнении Игоря Ильинского:

— Минуточку! За все, что здесь сегодня происходило, я лично никакой ответственности не несу! Вот так!

Заключительная глава

Завершая книгу, я не могу не поблагодарить своих многолетних сотрудников-друзей, которые весь свой незаурядный талант, всю свою душу беззаветно вкладывали в наши совместные киноленты: замечательный художник Александр Борисов, уникальные монтажеры Валерия Белова и Инна Брожовская, одареннейшие кинооператоры Владимир Нахабцев, Вадим Алисов, Николай Немоляев, сорежиссер Николай Скуйбин, звукооператоры Валерий Попов, Юрий Рабинович, Семен Литвинов, Виктор Зорин, Екатерина Попова-Эванс, дирижер Сергей Скрипка, музыкальный редактор Раиса Лукина, редакторы Любовь Горина и Людмила Шмуглякова, художник по костюмам Наталья Иванова, директоры картин Карлен Агаджанов, Лазарь Милькис, Леонид Верещагин, продюсеры Владимир Досталь, Леонид Биц, Николай Гаро, Дмитрий Корж, вторые режиссеры Алексей Коренев, Игорь Петров, Маргарита Чернова, Лариса Урюпина, Евгений Цымбал, Лариса Чайковская, Алексей Злобин, Леонид Черток и еще множество других преданных кинематографу ассистентов, реквизиторов, пиротехников, администраторов. Низкий вам поклон и сердечное спасибо за ваш беззаветный, самоотверженный творческий труд…

* * *

Последнее время я частенько вспоминаю фразу из фильма «Старики-разбойники». Ее произносит персонаж Андрея Миронова, обращаясь к героям, которых играют Юрий Никулин и Евгений Евстигнеев.

«Какие вы все, старички, неугомонные!»

Эти слова, напоминающие диагноз, я сейчас регулярно адресую себе.

Это надо же сподобиться: за один 1999 год снять два фильма — «Тихие омуты» и «Старые клячи». Да мне и в молодые годы еле хватало сил, чтобы поставить одну ленту в год. И в данном случае помогло, конечно, не накопление опыта. Опыт, скорее, мешает творческой работе, ибо услужливо подменяет радость первого открытия, свежего ощущения, новизны решения. Самое главное для постановщика — не пользоваться уже опробованными схемами, общими местами, гладкими формулами. Эта дорога облегченная, удобная, своеобразные поддавки, за которыми следует творческий проигрыш. А чего стоит поднять такую махину, как «Андерсен. Жизнь без любви» и почти без паузы снять за три месяца «Карнавальную ночь — 2»! Только псих может относиться к себе так безжалостно, как я.

Еще несколько слов о «Карнавальной ночи — 2». Конечно, опыт, знание, умение помогли мне снять этот фильм за три месяца. Но ошибется тот, кто решит, что это была «халтура». Этого я себе не позволял никогда в жизни. Я старался не допускать и компромиссов, выбрасывая недостаточно доброкачественное из своих фильмов или же переснимая. Во второй «Карнавальной ночи» у меня не было времени для пересъемок, и поэтому то, что я считал не совсем получившимся, я попросту выбрасывал из окончательного монтажа ленты. Я доволен этой своей картиной. Ею мне удалось сдать (не в первый раз!) экзамен на профессионализм в очень трудном жанре. Было немало лестных отзывов не только в России, но и в США, и в Израиле. Я сам к себе отношусь с большим подозрением. Все-таки возраст… Это только в песнях поют «Еще не вечер!». Уверяю вас, вечер, и довольно поздний.

В общем, не стоит самообольщаться. Эти рывки в два фильма за один год не проходят бесследно. Усталость, равная усталости сорока тысяч братьев, поглотила меня. А потом я не могу безучастно видеть, что происходит вокруг. Мне все больше и больше не нравится, что страна потеряла нравственные, человеческие, гуманные ориентиры. Бесстыдство и произвол во всех областях жизни правят бал.

Феллини сказал:

— Мой зритель умер.

Время от времени это должен произносить каждый зрелый кинематографист, в том, правда, случае, если у него свой зритель был. У меня он, по счастью, был. И, честно говоря, еще немного осталось. Но закон природы безжалостен — мой зритель уходит. И не только он.

Один за другим меня покидают соучастники моих «дел». А смерть моего близкого, дорогого друга Григория Горина — неожиданная, нелепая, чудовищная, преждевременная — поставила точку на моих кинематографических притязаниях. Вместе с Гришастиком — так я любовно его называл — мы намеревались сочинить еще кое-что. Но не вышло. Кончина друга похоронила и эту идею.

А тут еще и мой любимый композитор, мой соавтор Андрей Петров тоже покинул меня. Столь же внезапно…

Пришло время закругляться, пора прекратить свою активную деятельность в кино.

Когда эта книга ляжет на магазинные прилавки, я отмечу, если удастся, свое 82-летие. Возраст, что ни говори, очень почтенный, хотя я пока еще редко чувствую себя стариком. Но все-таки хватит хорохориться, пора и честь знать. Однако я, привыкший всю свою долгую карьеру трудиться, как лошадь, и жить всегда под большим напряжением, делать сразу множество работ — и на телевидении, и в кино, и писать, и преподавать, — с ужасом думаю о блаженном пенсионном безделье. Слишком много примеров перед глазами, когда активная личность, резко переходя к ничегонеделанию, очень стремительно идет к смертельному финишу. Правда, как правило, речь идет о тех, кого принудительно отстранили от дел либо выгнали в отставку. Я же намерен уйти добровольно. Теперь надо придумать, как поддерживать высокие нагрузки, ставшие привычными для организма. Задача не из простых.

Моя беда еще в том, что я не умею долго отдыхать, не приучен. Да и натура, видать, чересчур активная…

Когда-то, еще в молодые годы, заглядывая в будущее, я сказал себе: «Будет здорово, если я смогу дожить до 2000 года. Одним глазком заглянуть бы в XXI век, и хватит. Мне будет уже 73 года. Куда жить больше-то?»

Вообще задачи прожить долго я никогда себе не ставил. Наоборот, делая фильмы, себя не жалел, работал, что называется, на износ. Наши народные поговорки «Работа не волк, в лес не убежит» или «Работа дураков любит» не были моими девизами, были мне чужды. Я всегда удивлялся, ибо подобные ленивые «слоганы» — не по мне.

В конце XX века, чувствуя, что старость надвигается и ставить фильмы скоро станет совсем тяжко (нагрузка-то чудовищная!), я стал размышлять, каким же делом мне заниматься. Знал — без работы жить не смогу, отдыхать не люблю, не умею. А никакой другой профессией не владею. Другому делу не обучен. И я придумал: хорошо бы открыть киноклуб, где можно будет показывать кинофильмы, организовывать творческие вечера и встречи, ставить спектакли, устраивать утренники, концерты.

Эта сфера близка мне, я в этом разбираюсь, а Эмма понимает в этом деле поболее меня… И я отправился с этим предложением к мэру столицы Юрию Михайловичу Лужкову, человеку живому и