этом? Стали кашлять и решили, что это просто простуда? И продолжили ездить в автозаках, общаться на «сборках» со всеми остальными? Вот поэтому-то эпидемия туберкулеза в наших пенитенциарных заведениях – не стихает, и будет длиться вечно.

И так я ездила с открытыми туберкулезниками несколько раз. Хорошо, что они были мужиками, поэтому сидели где-то в отдалении. За условной стеночкой. Да и то – воздух-то внутри автозака – общий, пространство небольшое, замкнутое. И поэтому сидишь, стараешься почти не дышать. Потому что страшно! Очень страшно заразиться этой жуткой штукой!

Но однажды – это было еще до отъезда Маришки – к нам в камеру заводят одну женщину. Цыганской внешности, лет за пятьдесят, молчаливую. Никто вначале на нее даже внимания не обратил. Ну подумаешь, обычная пожухлая тюремная тетка, таких тут сотни! Однако через пару дней доходит до нас по «тюремному телеграфу» информация, что цыганка эта больна туберкулезом. Что она лежала на «Матроске», в корпусе для туберкулезников, потом ее привезли на «шестерку», и она уже успела посидеть в куче камер. И ее по ходу отовсюду выгоняли. Надо сказать, что очень многие в нашей камере заволновались. Как так? Почему человек с туберкулезом, непонятно в какой стадии и форме – теперь будет жить с нами? А значит, в нескольких сантиметрах от нас – спать, есть и просто дышать? Разве это нормально? Разве мало нам других страданий и переживаний? А теперь еще нужно беспокоиться о новой опасности? О заражении туберкулезом?

Подошли к Ракият – мол, надо что-то делать! Надо требовать вывести эту больную из камеры! Может, путь ее посадят в карантинную камеру? Или хотя бы в камеру поменьше? Где она заразит не сорок человек, а, допустим, трех? Не более ли это гуманно и логично? Но Ракият только повздыхала. Мол, раз ее слили к нам – в последнее прибежище для всех сливаемых – то все! Ее уже не выведут! А требовать логики и гуманности от наших надзирателей – это даже смешно!

– Но есть и хорошая новость. Она уже с «законкой» на руках и ждет этап, так что у нас она ненадолго. Так что давайте, девочки, потерпим, – решила подсластить пилюлю Ракият.

Ага, потерпим. Заражение так не работает! Оно же не зависит от времени. И я скажем, очень даже напряглась. Испугалась, расстроилась – гамма эмоций!..

Подхожу к Маришке:

– Мариш, может, ты что-то сделаешь? Как-то выставишь ее из камеры? Разве ты не боишься заразиться?

– Ох, Людка, я со столькими людьми сидела! Они чем только не болели. Поначалу я боялась, да. Но потом я поняла, что если страх мной завладеет, то я сойду с ума. И точно тогда заболею. Понимаешь, в тюрьме нельзя бояться. А нужно – ну как бы довериться… Богу… Тому, что происходит. И забыть про всякий страх. И тогда ничего с тобой не будет… Вот помню один случай. Завели к нам девчонку в камеру. А у нее вши и гниды оказались. Прям кишат. Все вокруг начали орать: «Срочно брить ее наголо!» Уже схватились за «мойки»… Ну ты представляешь, да? У всех же волосы длинные, и никто не хочет ходить со вшами. А я их остановила. Нет, говорю. Так нельзя, брить человека насильно. Взяла мелкую расческу и начала вычесывать ее вши. Своими вот руками. Ловила и в банку с марганцовкой. Несколько дней вычесывала. И справилась. Девчонка осталась с волосами… Вот… Я же могла подхватить эти вши в любую секунду – ты же видишь, какие у меня волосы. Но не подхватила! Потому что не испугалась. Я сказала себе: «Маришка! Все будет в порядке!» Так и вышло. Поэтому не надо в тюрьме бояться. Ты не сможешь избежать всех зараз, выгнать всех больных из камеры. Ты же видишь с кем мы живем – «вичевые», с гепатитом С, теперь вот туберкулез… Учись с этим жить…

– Учись? Но как?

– А просто скажи себе, что этой заразы тут нет. Не замечай и все тут. Твое тело должно в это поверить. И тогда оно не заметит заразу. Не подцепит ее, понимаешь?

Ладно, думаю. Раз других вариантов нет, попробую последовать Маришкиному совету. И я буквально заставила себя не думать о том, что у этой цыганки – туберкулез. Перестала шарахаться от нее, когда она шла мимо, стояла рядом у раковины или присаживалась со мной за один стол. Она, к немалому удивлению, стала моей неизменной спутницей на прогулках. Когда все вокруг отказывались гулять – эта туберкулезница – всегда выходила. И пару раз нас выводили с ней только вдвоем. А было снежно. В иные дни безумно холодно. Я-то уже привыкла гулять в любую погоду. И в любую погоду – двигаться, не останавливаясь. А тут она. Тоже все время двигается. Все шагает и шагает по дворику. Эта старая больная тетка. И это было в чем-то даже торжеством человеческого духа! Я смотрела на нее и поражалась: вот пример того, как человек хочет жить. Во что бы то ни стало! Ведь у нее больные легкие, и ей нужен свежий воздух. И она делает все, чтобы этот воздух получить. Старается изо всех сил! Тогда как остальные, здоровые, ленятся выходить и маринуются в камере…

В общем, эта женщина прожила у нас недели две и запомнилась мне именно таким алогичным стремлением выжить. Ведь казалось, что у нее впереди? Долгие годы страданий в колонии. Да еще с пораженными легкими. А если доживет до воли, то в каком качестве? Выйдет явно не в расцвете лет и сил… Сплошная беспросветность. Но она хотела жить. Вопреки всему и вся! И это было удивительно.

Но я не думаю, что цыганка дожила до воли… В заведениях пенитенциарной системы – тюрьмах, колониях – здоровье человека всегда лишь ухудшалось. А если он там заболевал, то всегда с более тяжкими и разрушительными последствиями, нежели если бы он перенес это заболевание на свободе. А иногда и вовсе с трагическими.

Заехала к нам как-то одна пожилая женщина. Пенсионерка. Любовь Аркадьевна. Самообороняясь в разгаре бытовой ссоры, она убила своего мужа. Рядовой типичный случай. И обвиняли ее по чистой 105-й – «убийство», что было тоже совершенно типично. Мы понимали, что эта женщина, вернее, уже бабушка – ну никак не преступница и оказалась в этой ситуации по дикой случайности. У нее была нормальная семья, любящая дочь, которая с первого же дня стала поддерживать свою мать. Любовь Аркадьевна постоянно получала письма, передачи. Почти ежедневно – горячие обеды. То есть о ней помнили и заботились. И зачем такого человека держать в тюрьме? Неужели она стала бы бегать