славянские земли исходила от него. Григорий Островский должен был отправиться из Гааги, разведав в точности, каким путем ближе и удобнее доехать «до славенской или до словацкой и до шклявонской земель». О своем путешествии ему предписывалось составить записку, точно отмечая, через какие государства и города он поедет, обозначая в верстах или в милях расстояние от города до города, записывая сведения, какова дорога и есть ли довольство в подводах и кормах. Такого рода сведения должны были пригодиться послам впоследствии при их дальнейшем путешествии.

Приехав в «шклявонскую землю», Островский должен был разузнать, «под которым она государем, много ль в ней городов и знатных мест, многолюдна ль она и какие в ней люди: служилые ль, или купецкие, или пахотные и каких чинов больше», есть ли в ней капитаны, поручики, шкиперы, боцманы, штурманы и матросы, раньше служившие и теперь служащие на военных кораблях и на каторгах или на купеческих кораблях; разузнать также о характере их службы, на каких судах они ее несут — Петр приписал здесь: «на корабляхъ iли на каторгах», — в каких странах и в чьих флотах. Обо всем этом Островскому предписывалось расспросить «знатных начальных людей» и взять у них письменные сведения. Он должен был также осведомиться, нет ли из того народа высших морских чинов, например, вице-адмиралов или иных, и записать их имена. Далее Островский должен был собрать сведения о языке: «тот вышепомянутой славенской народ славенской ли язык употребляет и мочно ль с ними русскому человеку о всем говорить и разуметь», одного человека славянского народа, какого бы то ни было чину, привезти с собой в Амстердам для познания языка их, уговорясь с ним, по скольку ему платить в месяц; узнать также, далеко ли от славенской земли Венеция, «на которые места и чрез чьи земли и городы туда путь» и сколько миль расстояния или дней пути. Те сведения, которые мы теперь узнаем из географии, тогда надо было собирать через командированных ad hoc особых посланных; такими сведениями посольство, хотя и купившее еще 4 сентября в Амстердаме «книгу атляс с описанием и с чертежами всех государств»[1114], не располагало. Если бы оказалось, что славянский язык непонятен и «словаки язык свой употребляют не против русского языка и узнать его, что они говорят, русскому человеку будет немочно», и офицеров, какие надобны, нет, то Островскому направиться в Венецию, там осведомиться об офицерах, знающих славянский язык и иных национальностей, много ли их там, найдутся ли охотники ехать на службу в Московское государство и почем они будут брать; узнать о высших чинах, кто именно и какие чины и в которых флотах служат «и какое о себе имя и похвалу в воинских морских делах имеют?». Все это узнав подлинно, обо всем записать и с той запиской возвращаться, нигде не мешкая, в Амстердам. На расходы Островскому было выдано 200 червонных золотых[1115].

В тот же день, 2 октября, великие послы вернули польскому послу Христофору Бозе присланный от него 30 сентября и найденный ими неудовлетворительным проект просительного письма. Исполнить это поручение были отправлены Петр Лефорт и переводчик Петр Вульф, и им приказано было сказать послу на словах, что он прислал статьи «своим образом писанные, а не таковы, каковы обещал дать», и если он желает довести начатое дело до конца, пусть даст ответ через них или же сам повидается с послами когда угодно, хотя бы сегодня. Бозе через Петра Лефорта и Вульфа ответил, что послам за присылку статей «зело благодарствует»; не был он у послов и не видался с ними «для того, что забавен был иными делами», повидается с ними сегодня же и обо всем «разговорится». Действительно, он в тот же день явился к послам, повторил лично свои извинения, просил «не подосадовать» на него, что он посетить их умедлил, и объяснил это умедление тем, что вел переговоры с послами союзных государств о мире цесаря с Францией, «и для того у всех послов между собою были частые съезды и чают то дело скончатъ вскоре». Послы уверили его, что никакой в том на него досады не имеют, и пригласили его высказаться, если есть какое-либо до них дело. Бозе, желая убедить послов в том, что пользуется полным доверием короля, хотя не имеет официальной аккредитивной грамоты, взял у секретаря своего книги, читал из них подлинные адресованные к нему письма короля за королевской подписью, а переводчик Петр Шафиров, стоя, переводил их послам. Затем он предъявил послам и иные «в трех книгах на малых листах вклеенные писанные королевские ж листы и говорил, что те листы оказует он для подлинной верности о себе»: пусть послы не сомневаются в нем; король пишет к нему как к верному представителю, и хотя королевские указы писаны и на малых листках («картах»), однако же касаются великих дел и больших денежных сумм. Бозе прочел также и особый полученный им королевский указ, в котором король предписывает ему как можно скорее просить у великих послов военной помощи. Этот указ, запечатав его, потому что в нем шла речь также и о других не подлежащих сообщению предметах, он вручил послам, а также передал им просительное письмо о помощи, написанное по образцу, данному ему послами, без всяких изменений. Послы приняли запечатанный лист с указом и письмо, сказав, что будут держать эти документы у себя до присылки королевской грамоты и сенаторских листов, а ему, Бозе, передадут грамоту великого государя к командующему русскими войсками на литовской границе. Затем они приказали принести и прочесть Бозе текст этой грамоты. Посол, выслушав, поблагодарил, а потом сообщил новости, что король Польский, его государь, идет из Кракова в Варшаву, что принц Деконтий находится всего в четырех часах расстояния от Данцига, переходя с места на место; при нем 11 000 человек войска, и в том числе 700 человек начальных выборных знатных людей; войска коронные и литовские, взявшие плату из королевской казны, держатся королевской стороны; может быть, некоторые литовские люди, по наущению Сапег, пристанут и к Деконтиевой стороне, но вреда никакого уже не смогут сделать.

И здесь, в Гааге, он, Бозе, хлопочет у послов шведского, датского и английского, чтобы они «с христианского сердца» оказали, чем возможно, помощь его королю. Великие послы, услыхав о таких шагах Бозе, видимо, заинтересовались ими и спрашивали его: «цесарское величество римской и короли аглинской, датской и свейской, также и курфистр брандебурской с своей стороны хотят ли против Деконтия