теперь снова зачирикали медоуказчики. За одним из них шла Тунува Мелим.

Она много лет не бывала на этой поляне. Мужчины решили похоронить Мерена здесь, в любимом им месте, куда в тот роковой день привел его медоуказчик. Тунува не смогла взглянуть на тело – ей хватило одного раза, – но Эсбар потом рассказала, что птицы оплакивали его, выпевая сладкие трели над могилой.

За краем Пущи стояла тишина. Не выли в ночи змеи. Не слышалось воплей.

Стоило ступить на поляну, память обрушилась на нее ударом боевого молота. Запах крови над медовой сладостью. Вкус страха в зобу. Ее крики. Вот на этом дереве гудели пчелы во вскрытом топором дупле, и мед еще блестел на коре.

«Меда гниль не берет, – рассказывал ей Мерен. – Его и через тысячу лет можно есть».

Мужчины засадили поляну солнцедухами. Мерен любил эти летние цветы, яркие, как его улыбка. Тунува встала на колени, коснулась ладонью места, где было тогда его лицо.

– Мерен пытался его защитить.

В ее неподвижности было что-то первобытное. Тунува острее прежнего ощущала ее неземную магию.

– Может, тебя утешит то, что я все сделала быстро, – говорила Канта. – Вулф смотрел на пчел: Мерен приучал его не бояться. Мертвым он его не увидел.

Тунува не двигалась с места. Почему-то она не удивилась при виде живой Канты.

– Ты так и не ответила почему, – сказала она. – Почему убила Мерена. Почему отняла у меня сына.

– Мир сломался, Тунува. Теперь это понятно всем вам, – ответила Канта. – Давным-давно нарушилось равновесие двух видов магии – равновесие, поддерживавшее гармонию нашего мира. Все эти страдания и смерти идут от того сдвига.

Она вышла на поляну. Тунува не могла на нее смотреть, но кожей чувствовала каждый шаг.

– Однажды я попыталась научить мужчину любить мое дерево наравне со мной, – сказала Канта. – Я попыталась, а тот мужчина от него отвернулся. И от меня тоже. Лишившись дочери, я мечтала о ребенке с магией в крови, чтобы его можно было учить с колыбели – и вырастить наследника, который помог бы мне исцелить землю. И беречь лес, если бы со мной что случилось. Я пришла в обитель.

– Как ты о ней узнала?

– Ее основали на моей памяти. Увидев Вулфа, я поняла: это он. Что ни говори, сестрам не положено слишком привязываться к своей плоти, – добавила она. – Я думала, о мальчике не станут слишком грустить.

– А грустили. Каждый день, каждый миг, – тихо ответила Тунува. – Да ты теперь знаешь.

– Знаю.

Тунува не поднималась с земли. Дыхание теснилось в груди, как птенец в яйце, и яйцо готово было треснуть.

– Скажи, ты с такими трудами выкрала Вулфа, так почему же после уступила его инисскому барону?

– Меня выследили враги. Я понимала, что его убьют, а мне тогда недоставало сил его уберечь. Я отдала ребенка в надежные руки, но не теряла надежды однажды вернуть.

– Почему же не вернула?

– Потому что увидела, как он счастлив.

– Он был бы счастлив со мной, как вначале. – Тунува наконец встала, медленно повернулась к женщине, которую прежде звала подругой. – Зачем ты здесь?

Канта была одета в рыбачью сеть, связанную узлом на плече. Мокрые волосы падали ей до пояса.

– Ты знаешь зачем, – сказала она.

– Ты больше никогда не войдешь в обитель.

– Косматая звезда многое дарует знающим ее тайны. Мой стеррен обновлен, я могу принимать любой облик, какой пожелаю. Ты бы и не узнала меня.

– Ты обернулась Сагул, чтобы обмануть Хидат. Сменила облик, обернулась ею.

– Нет, тогда это было мне не по силам, я просто навела морок. Хидат смотрела на меня, а видела и слышала Сагул Йеданью. Наваждение, а не превращение. Но да, это была я. Я понимала, что Сию уйдет от вас, понимала, что это встанет между тобой и Эсбар.

– Ты не только лишила меня сына, но и разделила с двумя самыми любимыми на свете людьми.

– Я не жду от тебя прощения, Тунува. Заранее знала, что просить его бесполезно.

Воздух застыл, густой, как мед.

– Ты пришла за плодом? – Каждое слово давалось Тунуве новой болью – Или за жемчужиной?

– За ней. – Канта обратила взгляд на юго-запад. – Я знаю, она там.

– Ключа больше нет. Я отослала его далеко отсюда.

– Тунува, я давно живу, но терпение у меня не безгранично – когда речь идет о таком ужасе.

– Что же тебя так пугает?

– Я избавлю тебя от ноши этого знания. Исправить дело – мой долг, как бы низко ни пришлось ради него пасть. – Канта сделала еще шаг, ее босые ноги ступали бесшумно. – Говори, где ключ! Я могу и силой узнать.

– Не можешь, потому что я сама не знаю. И я не боюсь тебя, Канта.

– Почему?

– Ты могла бы выкрасть у меня ключ во сне. Могла бы взять у мертвой, – сказала Тунува. – А ты втиралась ко мне в доверие.

– Мне нужно было твое доверие. Без него мой ослабевший стеррен не мог надежно овладеть твоим разумом.

– Не только поэтому. Ты провела здесь два года, потому что мечтала принадлежать к нашей семье. Ты была осторожна. Ты с риском для себя свела нас с Вулфом. – Тунува взглянула ей в глаза. – Ты говорила, что потеряла ребенка.

– Это так.

– Почему помогала мне искать моего?

Пропел медоуказчик.

– Я думаю, – сказала Тунува, – потому, что ты меня любишь.

Канта потупила взгляд.

– Поняв, что могилу охраняет та самая женщина, у которой я отняла сына, я усомнилась, решусь ли вторично причинить тебе такую боль. Что ни говори, я тоже мать, хотя моя дочь давно умерла, – сказала она. – Ты была со мной добра и ласкова, и от этого стало еще хуже. Я много о чем сожалею, Тунува Мелим, но больше всего – что забрала у тебя дитя. Это стоило мне места в вашей семье; я бы предложила заплатить тебе своей жизнью, но ты не сумеешь меня убить. Боюсь, это вообще невозможно.

– Мне довольно того, что ты осталась одна.

Канта закрыла глаза. Тунува следила, как она достает из рукава стеклянный сосуд длиной в большой палец.

– Прими каплю, если станешь слабеть, – сказала Канта, протянув ей склянку. – Он не даст камню слишком быстро тянуть из тебя силу.

– Зачем бы я стала принимать зелье из твоих рук?

– Этот камень вечно голоден, Тува. Ты не долго будешь хранить в себе пламя. Напряжение может тебя убить, – сказала Канта. – Прошу тебя. Твоя сила еще долго будет нужна семье.

Тунува в каменном молчании приняла сосуд, постаравшись не коснуться ее пальцев.

– Если ты и вправду меня любишь, – выдавила она сквозь ком в горле, – ты не вернешься сюда, ни в каком обличье, пока я жива. Мне слишком больно было бы знать, что ты рядом. Вкус меда, гудение пчел всегда напомнят мне о твоем предательстве. И, увидев цветы на его могиле, вспомню.

Канта смотрела на нее. В бездонных колодцах ее глаз блеснуло отчаяние.

А