- Но мы же все равно не будем их никому отдавать. Да?

- Возможно, ты сам захочешь это сделать, рано или поздно. Ну, если возникнет необходимость оправдаться.

Нил допил свою "маргариту", затем поглядел прямо в объектив.

- Еще не записываешь?

- Пока нет.

- И как это поможет мне оправдаться, если я расскажу, что сделал?

- Ты не убивал Элизу.

- Это я и сам прекрасно знаю. Кому знать, как не мне! - он попытался засмеяться, - Но я скрытно носил с собой нелегальное оружие. И стрелял из него. Что само по себе карается законом, и это и было главной причиной, почему мы с Элизой решили не обращаться сразу же в полицию прошлой ночью. Чтобы меня не посадили за нелегальное ношение пистолета. Разве не смешно?

Такое бывает, ты знаешь? Воспользуешься оружием для защиты своей жизни, и не успеешь оглянуться, как тебя упекут за решетку, - он попытался сделать еще один глоток, но не нашел в своем бокале ничего, кроме пены на дне, - Ну смотри, у меня же есть закрепленное в конституции право на ношение оружия. И я пользуюсь этим оружием, чтобы спасти Элизу от того мудака, но мы потом не можем даже сообщить копам, что произошло... внезапно, мы оказываемся преступниками. И мы тайком удираем оттуда, а реальный преступник оказывается жив, и вновь приходит за ней, и успешно завершает начатое. Ну разве не забавно? Такая смешная история, да?

У него потекли слезы.

- Уй, блин... - пробормотал он.

Марта поспешила подойти к нему. Она забрала бокал из его руки. Потом потянула его голову к себе, приговаривая: "Все хорошо, все хорошо."

Он прижался лицом к ее животу.

- Все хорошо, милый, - сказала она, нежно поглаживая его волосы, - Все хорошо.

Ткань ее футболки казалась мягкой на его лице. Гладкая кожа под ней источала тепло. Он обхватил ее руками за бедра.

- Извини, - сказал он сдавленным шепотом.

- Да не извиняйся.

Он постарался перестать плакать.

- Я ведь думал, что... что уже спас ее. Это... это самое паскудное - вспоминать сейчас, как тогда радовался.

- Понимаю. Понимаю.

- Я подвел ее.

- Нет, неправда.

- Мы... мы должны были сразу поехать в полицию. Если б мы только это сделали... прямо сразу, как только я освободил ее. Или позвонить, вызвать их. Они бы приехали и взяли этого подонка. И он бы сидел сейчас в камере. А Элиза была бы сейчас жива.

- Может быть.

- Я ведь даже не убедился, что он мертв. Господи! Если бы я только проверил!

- Все эти "ах если бы" делают только хуже, - сказала Марта.

- Она была бы жива.

- Может быть. А может быть и нет. Может, ее срок подошел, и ей было суждено умереть в ту ночь, что бы ты ни делал, - рука Марты медленно двинулась и мягко легла ему на затылок.

Он кивнул, потершись лицом об ее живот.

- Дерьмо случается, да? - пробормотал он.

- И мы не всегда успеваем увернуться.

Он рассмеялся, и всхлипнул, и чуть не задохнулся.

- Ну вот, блин. Футболку твою промочил, - сказал он, отрывая лицо от мягкой теплоты.

- Высохнет, - сказала Марта. Ее согнутая ладонь продолжала поглаживать его за ушами.

Он запрокинул голову и посмотрел ей в глаза снизу-вверх. Глаза Марты влажно блестели.

- Давай я чего-нибудь поесть нам найду? - предложила она, - Потом попробуем заново.

Он кивнул.

- Такос по-мексикански будешь?

- Не откажусь.

- Меня зовут Нил Дарден, - сказал он чуть позже, глядя в объектив камеры. Затем назвал свой адрес и номер телефона. Он говорил медленно, хотя сейчас уже особо не чувствовал опьянения.

Прошел час с его прошлой попытки записать видео - и тогдашнего нервного срыва. За это время он успел выпить банку пепси, съесть кучу чипсов с соусом сальса и четыре тако с говядиной. Но уже без пива и коктейлей.

- Я делаю эту запись, - сказал он, - В качестве свидетельства о том, что со мной произошло ночью воскресенья, 9 июля 1995 года. И ранним утром 10 июля. Я покинул свою квартиру примерно в 23:30 вечером воскресенья, чтобы вернуть две кассеты в видео-прокат на бульваре Венис. Я хотел вернуть их до полуночи. Было тепло, поэтому я опустил стекло в машине. Иначе, скорее всего, не услышал бы криков.

Он продолжал говорить в сторону камеры. Понимая, что пленку когда-нибудь могут увидеть посторонние, он все равно воспринимал Марту как свою основную аудиторию. Он хотел рассказать ей все детали (или почти все) так как это была в какой-то мере и ее история тоже.

Он бы не поехал прошлой ночью возвращать кассеты, если бы ранее не взял их в прокате.

А взял он их только потому, что хотел посидеть рядом с Мартой и посмотреть с ней два своих любимых фильма.

А потом, вместо того, чтобы уйти к десяти часам домой, собираться на работу, она задержалась. Они занялись любовью прямо там, на его диване. Потом она спустилась к своей машине и вернулась с сумкой, где лежала ее рабочая одежда. "Взяла с собой, на случай, если задержусь у тебя" - пояснила она. Скрывшись на какое-то время в ванной, она появилась уже одетая в строгую униформу авиакомпании, накрашенная и с убранными в аккуратную прическу волосами.

Вечер был чудесным.

И этот чудесный вечер заставил Нила оказаться ровно в то время и в том месте, чтобы услышать крик Элизы.

Так что Марта была неотъемлемой частью этой истории. Нил чувствовал, словно посвящает Марту в детали ее же собственной жизни - важный отрезок жизни, который, так уж сложилось, прошел в ее отсутствие.

Он с самого начала своих приключений знал, что придется что-то ей рассказать. В конце концов, она неизбежно спросит его про синяки и ссадины.

Но его удивило, как много он начал ей рассказывать - в том числе детали, которые всегда намеревался сохранить в тайне.

Он рассказал даже, что Элиза была привязана к дереву голой. Собирался опустить этот аспект про ее наготу, но невольно сказал правду.

Про свое возбуждение в тот момент сумел все-таки не проболтаться.

Он и так уже признался, что успел влюбиться в Элизу за их недолгое знакомство.