– Дугал, мы здесь в гостях, не забывай об этом.

Глупо хихикнув, Дугал изобразил вежливую улыбку:

– Это была всего лишь шутка.

Он тут же метнул на девушку строгий предупреждающий взгляд, как бы говоривший: лучше держи язык за зубами. Черт, этот негодяй не только лгал, но еще и угрожал ей! Нет, ему не удастся ее запугать.

– Держите свои грязные руки подальше от меня, – отрезала она и, повернувшись, побежала вниз, в сторону кухни и служебных помещений замка.

Пока Лана шла, она клялась про себя: теперь и впредь до отъезда герцога и его слуги из замка нужно постоянно носить с собой кинжал, а еще – лучше постараться никогда не оставаться наедине ни с одним из них.

Лахлан едва сдерживал раздражение. Удивительно, но вид девушки в объятиях Дугала разозлил его до крайности, и только тогда, когда он по ее сердитому виду понял, как ей это противно, он вдруг успокоился. Теперь весь его гнев устремился на Дугала. Ему хотелось порвать его на части.

При одном воспоминании об увиденном он опять приходил в бешенство. В его жилах начинала кипеть кровь. Он твердил про себя: «она моя» – и тут же готов был горько рассмеяться. Она не принадлежала ему и никогда не будет принадлежать.

Чертов Дугал! Он хорошо знал кузена, а также его слабость к женскому полу. Он знал, каким наглым и грубым он мог быть. Ну что ж, если сам Лахлан не мог быть с Ланой, то жестокий и наглый Дугал точно никак не подходил для этой нежной девушки.

– Держись подальше от Ланы Даунрей, – посоветовал кузену Лахлан, но его совет прозвучал резко, как приказ.

Дугал вопросительно посмотрел на герцога. В его глазах мелькнула затаенная неприязнь, но ее сразу прикрыла наигранная улыбка.

– Вы не говорили, что присмотрели ее для себя.

– Дело не в этом.

Но дело было как раз в этом. И ни в чем другом.

– Мы здесь в гостях. Мне не нужны неприятности… как было с той неприглядной историей.

Лицо Дугала сразу искривилось, по-видимому, он вспомнил ту историю, на которую намекнул Лахлан. Она случилась на званом вечере в доме лорда Уинтерза. Тогда Дугал уверял всех, что девушка сама его хотела, хотя она со слезами на глазах утверждала обратное. Лахлан сделал вид, что больше верит своему кузену, но вместе с тем решил заплатить пострадавшей, причем выплачивал ей пособие до сих пор. Его все еще мучили угрызения совести, он не знал, правильно ли поступил, встав на сторону родственника.

Если бы такой некрасивый поступок совершил не его кузен, а посторонний человек, Лахлан, не задумываясь, порвал бы с ним все отношения. Но соображения о чести семьи заглушили голос совести, кроме того, он полагал, что Дугал извлек нужный урок из данного происшествия и впредь будет вести себя благоразумнее.

Похоже, он ошибался.

Если распоясавшийся Дугал опять примется за старое, придется как следует дать ему по рукам. Шутить со свояченицей Даннета было крайне опасно. Деньгами здесь не откупишься. Здесь придется платить кровью.

– Послушай, ничего подобного я больше не потерплю. – Лахлан начинал сердиться.

– Не понимаю, почему вы так на меня взъелись, – не хотел уступать раздосадованный Дугал.

– Ах, ты не понимаешь? Мне надо заручиться поддержкой Даннета.

Дугал фыркнул:

– Но он же не хочет идти вам навстречу.

Да, Даннет отказался наотрез. Однако Лахлан надеялся, что он, осознав все выгоды его предложения, одумается. Кроме того, у него не было выбора – либо согласиться, либо все потерять.

Однако сильнее всего Лахлана раздражала самоуверенность Дугала. Его откровенные, почти издевательские насмешки, под которыми угадывалось неуважение. Теперь Лахлан особенно тонко улавливал настроение Дугала и понимал, что кузен не воспринимает его как герцога.

– Согласится ли Даннет или не согласится, мне все равно, но я герцог, и мой долг защищать моих подданных. Я не потерплю твоих штучек. Не приставай к женщинам.

– Я не приставал к ней, – все с той же нехорошей, самодовольной улыбкой усмехнулся Дугал. – Она сама этого захотела.

Лахлан похолодел от гнева. Все было не так. Совсем не так. Он пришел в ужас. Оказывается, Дугал мог лгать ему прямо в глаза. Но еще хуже было то, что его кузен заврался до того, что считал свою ложь правдой. Его ударили в грудь вилкой, и если бы не скрытый защитный нагрудник, все было бы намного печальнее.

– Все выглядело совсем не так, как ты утверждаешь. По-моему, она была от тебя не в восторге.

– Чепуха.

Лахлан постепенно накалялся от гнева, еще немного и он, не выдержав такого наглого вранья, мог наговорить резкостей.

– Я не хочу, чтобы ты подрывал мой авторитет.

Прищурившись, Дугал внимательно посмотрел на покрасневшего как рак Лахлана, затем опустил взгляд на его сжатые в кулаки руки. Опомнившись, Дугал вернулся к роли заботливого родственника:

– Хорошо ли вы себя чувствуете, ваша светлость?

– Отвратительно. Хуже некуда, – рявкнул Лахлан, его накипевшая злость искала выхода.

– Может, нам пора пройти в ваши комнаты?

– Зачем?

– У вас очень утомленный вид. Наверное, вам надо принять ваше лекарство.

Лахлан, не скрывая отвращения, посмотрел на кузена. Лекарство надоело ему до смерти, точно так же, как и сам кузен. Лекарство не помогало. Ничто не могло ему помочь. Только одно-единственное за многие годы воспоминание успокоило его так, как не смогло сделать ни одно из принимаемых им лекарств, – он вспомнил, как любовался лицом Ланы Даунрей и ее синими глазами…

Нет, пора было остановиться и перестать о ней думать. Если только это было возможно.

– Никаких лекарств, Дугал. Не надо так неловко уклоняться от нашего разговора. Держись подальше от Ланы Даунрей. Заруби это себе на носу. Иначе ты горько пожалеешь, – угрожающе прорычал он.

Выплеснув злость на кузена, Лахлан резко повернулся и пошел прочь, желая только одного – как можно дольше не видеть маслянистой от фальшивой заботы физиономии кузена.

Как нельзя лучше ему подходила… библиотека. Тишина, как и сами книги, нисколько не привлекала Дугала.

Как это ни удивительно, но меньше всего Лахлан ожидал там встретить Лану Даунрей. Забравшись с ногами в большое кресло, она читала какую-то книгу. Но еще удивительнее было увидеть в ее руке кинжал. Заметив его, она вся напряглась, невольно сжав рукоятку кинжала. Лахлану стало горько и обидно, он вызывал у нее опасения или даже страх, а ему совсем не хотелось, чтобы она его боялась.

Было в этой девушке что-то трогательное и волнующее, нечто такое, что пробуждало в нем новые, свежие чувства.

Несомненно, она ему нравилась, возможно, его влекла к ней страсть, но что бы это ни было, он намеренно гасил в себе подобные чувства. В его положении они не имели смысла. Но, кроме страсти, им двигало любопытство. Кем она была… для него? Почему переходила из одного сна в другой? Почему она появилась в его жизни именно сейчас? Можно сказать, почти перед его кончиной?