Пятнадцать пар глаз — двенадцати присяжных, двух дублеров и заинтригованного судьи — пристально следили за Пэйдж Воллис, которая прошла через зал мимо первых рядов скамей, обогнула мой стол и села на место для дачи показаний. Судебный исполнитель попросил ее положить руку на Библию и принести присягу. Пэйдж сделала это, и я заметила, что она слегка дрожит.

Не считая моей помощницы, ни один человек в зале не поддержал ее ободряющим взглядом или улыбкой.

— Доброе утро, — поздоровалась я со свидетельницей и встала, чтобы начать допрос. — Пожалуйста, назовите ваше имя.

Прежде чем ответить, Воллис взяла стоявший перед ней одноразовый стаканчик. Рука у нее дрогнула, и она расплескала воду.

— Меня зовут Пэйдж Воллис.

Я еще раньше предупредила ее, что для начала задам ей несколько предварительных вопросов, чтобы она смогла немного успокоиться, а присяжные — познакомиться с ней поближе. Рассказывая о себе и своей работе, она успеет привыкнуть и освоиться, прежде чем перейти к более важным показаниям. С другой стороны, публика больше узнает о ее жизни и поймет, что ей незачем придумывать историю, которую она собиралась рассказать.

— Где вы живете?

— Здесь, в Манхэттене, район Трайбек.

Судья согласился, что нет необходимости публично называть ее точный адрес.

— Сколько вам лет?

— Тридцать шесть.

Мы с ней одногодки, подумала я, глядя на молодую женщину, чья личная жизнь стала всеобщим достоянием после событий шестого марта.

— Вы выросли в Нью-Йорке?

— Нет. — Я просила ее смотреть на присяжных и обращаться прямо к ним, и она послушно выполняла мои указания. На ней был темно-синий костюм и бледно-желтая блузка, вьющиеся каштановые волосы обрамляли невзрачное лицо. — Я родилась в этом городе. Но мой отец был дипломатом, поэтому большую часть детства я провела за границей.

— Расскажите, какое вы получили образование.

— Я посещала американские школы в тех странах, куда направляли отца. Вернувшись на родину, я закончила колледж и получила степень бакалавра в университете Джорджтауна, Вашингтон, округ Колумбия. После учебы несколько лет работала, — добавила она, назвав несколько незначительных должностей. — Потом я решила поступить в бизнес-школу Колумбийского университета и пять лет назад закончила ее со степенью магистра.

У Воллис было впечатляющее университетское прошлое. Впрочем, как и у многих сумасшедших, которых я знала.

— Где вы работали и в чем заключались ваши служебные обязанности?

— Еще до окончания бизнес-школы меня пригласили на летнюю практику в инвестиционный банк. — Воллис с явным удовольствием говорила о своей работе. — Это «Дибингэм Партнерс». Моя должность называется «специалист-аналитик», и я занимаюсь иностранными ценными бумагами.

Воллис подробно описала присяжным, как изучает деятельность зарубежных компаний и дает своим клиентам рекомендации, стоит ли им покупать акции той или иной фирмы.

Я не стала заострять внимание на том, как она продвигалась по служебной лестнице, сколько людей находилось в ее подчинении, но постаралась подчеркнуть прочность и стабильность ее профессиональной деятельности.

— Вы живете одна, мисс Воллис?

— Да. Я ни разу не была замужем.

— Вы знакомы с обвиняемым, Эндрю Триппингом?

Воллис откашлялась и быстро взглянула на стол защиты. Короткая прелюдия закончилась, и она заметно напряглась перед тем, как ответить на последний вопрос.

— Да, знакома.

— Как давно вы его знаете?

— Мы познакомились в феврале этого года. Точнее, двадцатого февраля.

— Ваша Честь, разрешите подойти?

Робелон встал с места. Это была его обычная манера. Как только свидетель приступал к связному повествованию, он старался прерывать его как можно чаще. Таким способом он убивал сразу двух зайцев: приводил в замешательство свидетеля и отвлекал присяжных от его рассказа.

Моффет пожал плечами и неохотно пригласил нас к своему столу. Перед тем как мы с Робелоном приблизились, он попросил Воллис отойти в сторону.

— В чем дело?

— Я плохо слышу мисс Воллис. Позвольте мне пересесть вот сюда.

Робелон показал на место за моим стулом, прямо перед скамьями присяжных.

— Пожалуйста. Можете…

— Лучше я просто попрошу свидетельницу говорить погромче. Питер вполне может сидеть там, где ему положено.

— Что вас не устраивает, Алекс? — спросил Робелон.

— Попробуйте прочистить себе уши одним из штыков вашего клиента. Я заметила, что проблемы со слухом у вас возникают только тогда, когда выступает мой свидетель и я сижу к вам спиной. В последний раз вы устроились между мной и «двенадцатью рассерженными мужчинами» и то и дело недоверчиво закатывали глаза или отпускали свои замечания настолько громко, чтобы их могли услышать присяжные.

— Достаточно, — сказал Моффет и повернулся к Пэйдж. — Вы можете говорить немного громче, мисс Воллис? Мистер Робелон хочет слышать каждое ваше слово.

— Я постараюсь, Ваша Честь.

Он отправил нас на места, и я продолжила допрос.

— Давайте поговорим о том, что случилось вечером двадцатого февраля. Вы не могли бы рассказать, где и как познакомились с обвиняемым?

— Да, конечно. Я была на лекции в Совете по внешнеполитическим связям на Парк-авеню. Я являюсь членом этой организации. Лекция начиналась в семь часов, и мы хотели встретиться на ней с подругой. Потом собирались вместе поужинать.

— Все произошло так, как вы планировали? — спросила я.

— Нет. На лекцию я попала, но самолет подруги задержался в Бостоне из-за снегопада. Она позвонила мне на мобильник и сказала, что не сможет приехать.

Пэйдж Воллис выдержала паузу.

— После лекции состоялся небольшой фуршет. Среди приглашенных было несколько моих знакомых, поэтому я решила остаться и немного поболтать.

— Вы что-нибудь ели или пили на приеме?

О таких вещах всегда надо говорить начистоту, иначе все будет выглядеть так, будто я хотела скрыть, что в деле был замешан алкоголь.

— Да, я пила вино. Несколько бокалов белого вина. Точнее, два. Но ничего не ела.

— Мистер Триппинг подходил к вам в этот вечер?

— Протестую. Наводящий вопрос.

— Протест отклонен. Мисс Купер пытается пролить свет на предшествующие события.

Пэйдж Воллис подождала, пока судья попросит ее продолжить.

— Нас было трое, мы беседовали о ситуации на Ближнем Востоке и обсуждали в основном свой личный опыт. Наверно, Эндрю услышал, как я рассказывала…

— Протестую. Это предположение свидетельницы.