В обновке Денис почувствовал себя уверенней, изменилась даже походка. Шел по улице вальяжным, довольным собой господином в котором угадывались большие возможности. Похожий на Сережу Есенина высокий блондин с голубыми задумчивыми глазами, хороший экспонат мужской породы. Раздвинулись перспективы. Гулявшие навстречу европейские дамы в невесть откуда здесь взявшихся, фасонных шляпках с перьями, прикрывшись от монгольского солнца зонтиками, бросали на Дениса обещающие нет, не многое, а обещающие всё и даже больше взгляды. Дамы начала XX века, интересно, как здесь с ними знакомятся, о чём говорят, куда приглашают? Хотя, куда-«куды» их здесь, в Урге, пригласишь? Вокруг караван-сарай какой-то, отовсюду скалятся свирепые каменные драконы и львы.

Некогда торговая улица, по которой шёл Денис, выглядела, как малобюджетная, но талантливо исполненная декорация к очередному на историческую тематику блокбастеру или фильму катастроф. Несколько до самого фундамента умело сожжённых домов, в остальных через одно выбиты окна, куда-то позаимствованы на минутку двери. Перекошенные, на одном гвозде, знакомые по фильмам вывески, некоторые по-китайски, остальные все на русском: «Чай Кудиярова», ниже сокрытая реклама «Поставщик двора яго императорского величества», дальше по улице — «Лавка колониальных товаров», «Шорникъ из Петербурга Улюлюкин», «Аптечный магазинъ» — маркеры эпохи. Некоторые здания уже привели в порядок, «Трактиръ „Парижъ“», к примеру. Под крест накрест прошитой из пулемёта вывеской «Меховая торговля. Зильберштейн, Тишкин и компания» нагрели себе местечко гадатели на бараньих лопатках и верблюжьих потрохах. Рядом задумчиво потряхивал бубенчиками шаман.

В городе удалось выведать, узнать, что появилась здесь недавно, похожая на Тамару, русская графиня или княгиня даже. Фамилия, правда, другая — почему-то Окладская и зовут Еленой. А вдруг? Хотела стать китайской принцессой, но на крайний случай сойдет и русская княгиня, почему нет? — томкин фирменный стиль. «Если любишь, должен был найти меня сразу, догадаться, где искать…». Дальнейшие расспросы вывели к бывшей резиденции российского посланника — уездная архитектура, присутственное место. Где-то здесь расположился кружок знатных, породистых эмигранток — салон, как его называли, баронессы фон-Штекельберг. Урга, — понял Денис, — на самом деле недооценённое, значительное место, даже салоны свои имеются. Дверь открыла молодая, куколкой китаянка с дежурной улыбкой горничной.

— Мне нужна… Я бы хотел видеть… — неожиданно растерялся гость. — В общем, позови княгиню Окладскую. У меня к ней дело!

Кивнув, китаянка удалилась и не очень скоро привела тщательно скрывающую свой возраст полноватую даму в платье от Анны Карениной. К эпохе, в которую забрался, Денис уже начал потихоньку-полегоньку привыкать, поэтому вместо приветствия, сходу, припал даме к ручке.

— Сударь, вы кто? — быстро убрав свою руку, строго спросила явно, собственной персоной, баронесса фон-Штекельберг. — Здесь нет дам по вызову, вы адресом ошиблись! Прошу немедленно нас покинуть!

— Но мне княгиня нужна, срочно! Я знаю, она у вас бывает! — принялся настаивать Денис. — Я, может, тоже из высшего общества, почти барон, без пяти минут граф! — понесло его.

Баронесса сердито поморщилась:

— Если вы, как утверждаете, граф без пяти минут или даже почти барон, то сначала вас должны в мой салон отрекомендовать достойные люди, которые имеют честь быть у меня принятыми. Люба, проводи гостя!

Хозяйка салона, сердито шурша по полу длинным платьем со шлейфом, удалилась. Появилась Люба, всё та же кукольная китаяночка-горничная. Открыв входную дверь, она выжидательно уставилась на гостя. Видя его замешательство, строго, подражая баронессе, напомнила:

— Вас, господин, просят!

А за дверью, в украшенном колоннами вестибюле дома, его уже ждали. Из-за колонн внезапно вынырнули два, перетянутых портупеями, офицера.

«Сударь, на два слова!» — Дениса грубо схватив, затащили его под лестницу, где у нападавших, судя по всему, был оборудован наблюдательный пункт.

— Я американский журналист! Чего пристали? — начал хорохориться Денис, допуская худшее.

— А раз американский, то изволь объяснить для чего тебе графиня Окладская понадобилась! — ответил офицер с тремя звёздочками на погонах.

— Не томи, живо выкладывай! — поддержал его второй, с закрученными, как у поручика Ржевского, усами и перед лицом задержанного запрыгал вороненый ствол нагана.

Денис решил не скандалить, ситуацию не заострять, потому как правила новой, с крутыми сюжетными поворотами, игры-бродилки ему были пока не известны. Во всяком случае на три лишних запасных жизни рассчитывать не приходилось.

— А вы, друзья, позвоните полковнику Сипайлову в контрразведку вашу, — примирительно, с ласковой улыбкой, предложил он. — Меня ротмистр Извицкий тоже знает.

Оказалось, что позвонить можно, запросто. Здесь же под лестницей экспонатом красовался старинный телефонный аппарат-ящик с узнаваемой ручкой-вертелкой. Примерно по такому же в далёком семнадцатом звонили-названивали, вероятно, на крейсер «Аврору», из Смольного в Зимний пробовали. Не замеченный сразу, к окну змеился полевой телефонный шнур, дальше — к столбу на улице.

Покрутив ручку телефона, офицер с тремя звёздочками, знакомо начал:

— Барышня, дайте мне контрразведку, полковника Сипайлова!

Лагода напрягся. Коротко доложив о задержанном, офицер с ничего не выражающим, непроницаемым лицом выслушал ответ из контрразведки.

— Ясно, слушаюсь! — закончил он разговор. После короткой паузы изобразил улыбку и объявил результаты телефонных переговоров:

— Америка, ну так бы сразу и сказали! Всё разъяснилось — вы свободны, можете идти…

На улице ждал Извицкий. Вид у него был озабоченный, как раз докуривал очередную сигару.

— Денис, вы у нас недавно, дня не прошло, а так много уже успели! Американские газетчики все такие Зачем вам Окладская понадобилась? Откуда её знаете?

Напор, как у следователя по экономическим преступлениям, когда допрашивали по делу Ментовского городища. Хорошо бы сейчас адвоката…

— Просто графиня похожа на одну мою хорошую знакомую, тоже графиню, из Петербурга… — если офицеру контрразведки отвечать, то только так. — «Не хватало ещё чтобы они за Тамару принялись!» — подумал Денис.

— Не знаю, дорогой мой, на кого Окладская похожа, но вы к ней даже не подходите! — отрезал ротмистр. — Это не безопасно, она… как бы это сказать…дружит с бароном Унгерном. Сердечная дружба! Барон беспокоится, чтобы с графиней ничего здесь в Урге не случилось. Кругом шпионы большевиков и китайцев, нескольких дам уже похитили. Князья монгольские тоже очень аристократками-эмигрантками интересуются. Идёмте лучше в русский клуб-землячество, приглашаю, посмотрите, как мы здесь живём. Кстати, те местные богачи, тузы о которых я вам рассказывал — туда тоже заходят. Присмотритесь к ним…

Русский клуб размещался в хорошо сохранившемся здании бывшей резиденции сбежавшего от конников Унгерна генерала Сюй-си-чен. Несколько просторных комнат, где под потолком водили хороводы изящные облачка табачного дыма. Вопреки предупреждениям Минздрава за сервированными столиками дымили даже некоторые изысканно одетые дамы, нервно покусывая в ожидании заказанного шампанского или водки длинные мундштуки с ароматизированными сигаретами. Господа офицеры предпочитали неведомо откуда появившиеся в Урге гаванские сигары. Денис покосился на стоящего рядом Извицкого и подумал: «Не иначе, как прихватизировали где-то в городе табачный склад или магазин». Опять вспомнились сценарные клише, обязательные к показу эпизоды из старых советских фильмов про белогвардейщину и контриков. «Сейчас появится забубённая певичка и споёт что-нибудь упадническое, контрреволюционное. Потом начнётся драка со стрельбой…» — предположил Денис и решил держаться поближе к Извицкому. Молодая симпатичная певица в белом концертном платье действительно тут же появилась и запела: «Падает, падает, падает снег, тянется белая нить…». Потом были аплодисменты, раздалось несколько похожих на выстрелы громких хлопков, но это выпалили пробками бутылки шампанского. Исполнив пару знакомых классических романсов, певица собралась взять паузу и удалиться, но несколько подвыпивших монголов, с нашитыми прямо на халаты золотыми офицерскими погонами, бросили ей под ноги ковёр-хивс из юрты, сверху насыпали царских сторублёвок. С гордым, неприступным видом, артистка прошлась по денежным знакам каблучками изящных туфелек, только слегка потревожив узорчатую, вытканную гладь ковра.