смотрели в одну точку. Уборка так же проходило тихо, у нас не было желания общаться друг с другом, вкус горечи после вечера, не покидал обоих. Без разговоров были поделены обязанности по наведению порядка и за 2 часа всё успешно завершилось, Роза занималась уборкой со стола и мытьём посуды, а я отмыванием крови и разлитого вина.

Хотелось пообщаться с женой, но не представлял о чём. Начать нейтральный разговор, никак не связанный с прошедшим вечером? Слишком нелепо и неуместно. А может наоборот подвести итоги семейной посиделки? Не хочется сыпать Розе соль на рану. И вот получается тупик, в нём мы вынуждены находиться в тишине, но её, неожиданно, для меня, нарушила Роза:

– Майкл, прости меня за отца, не знаю даже, что и сказать… ему нет оправдания, – она продолжала смотреть в одну точку с поникшим взглядом, – может всё это из-за меня… не стоило маме рассказывать про наш конфликт, было ясно, она всё расскажет отцу. Но… но… мне больше некому было поделиться. Все мои друзья остались в Климс, а здесь так и не получилось найти новых. Это было самое грустное, единственный человек, с кем я делюсь своими проблемами… это ты. А когда проблемы начали исходить от тебя… мне не у кого было просить совета, кроме как у мамы.

– Роза, ты здесь абсолютно не причём, Генри нашёл бы с чего раздуть конфликт, нужно было ему просто не наливать, – взяв руку жены, я начал медленно поглаживать её, – и ещё раз мне бы хотелось попросить прощение за тот день, видя, как твой отец выглядит со стороны и на сколько это ужасно, я хочу быть лучшим отцом для Инги. Ты перенесла страшное детство, у нашей дочери такого не будет.

– Знаю, спасибо тебе… – Роза положила голову на моё плечо. – Что будем делать с Кэр, ей можно помочь?

– Не думаю. Писать заявление на Генри? Твоя мама будет всё отрицать, синяки спишет на какое-нибудь падение, нужно, чтобы она сама этого захотела.

– Может с ней поговорить? Сказать, что мы поможем ей, дадим показания и если она напишет заявление, то Генри точно посадят, – жена немного приободрилась, – поехали к ним в отель, пока они ещё не улетели, уговорим Кэр.

– Мы не сможем её уговорить. Пока ты была наверху, я пытался, – Роза убрала голову с моего плеча и начала мне смотреть прямо в глаза, – либо она на столько запугана, либо так сильно влюблена, но она не пойдёт против него…

– И что нам делать? Мы просто забудем, что отец всё так же избивает маму?

– Нет, конечно, клин клином вышибают. Урок он получил запоминающийся, ощутив на своей шкуре какого быть избитым, – только вспоминая об этом, мои отбитые костяшки начинали ныть, – в любом случае, пока на него действует обезболивающие с градусом, вины он не почувствует, а вот завтра… поломанный нос, даст о себе знать.

– Поломанный нос!? – зрачки Розы расширились, и она начала учащённо дышать. – Ты ему нос сломал?

– На ударе шестом был характерный хруст, думаю, так звучит перелом носа, – уже с открытой улыбкой на лице говорил это, – берём все эти факторы, плюсом завтрашнее похмелье и в добавок мой приезд к ним на профилактическую беседу. На фоне этого зашугать его, будет на много проще.

– Запугать отца, чтобы он лишний раз боялся даже посмотреть на Кэр? Звучит великолепно! – жена обняла меня и продолжила мне шептать на ухо. – А мы же сможем, если мама будет жаловаться на Генри, приезжать в Климс и проводить с ним профилактические беседы?

– Можем сделать лучше: у меня там есть несколько знакомых, эти, джентльмены, мне должны и по моему звонку, в течении пары часов, они приедут и с радостью пообщаются с Генри, – взяв пример с Розы, я так же шептал ей в ухо, – главное, чтобы твоя мама ничего не утаивала и тогда мы перевоспитаем твоего отца.

– Спасибо большое, – Роза поцеловала меня в губы и прижалась к груди.

Идиллия сохранялась не больше минуты, в дверь кто-то постучал.

– Кто мог прийти в такое время? Может родители? – убрав голову с груди спросила Роза? – Может папа прощение пришёл просить?

– Ты столько лет знаешь Генри, он хоть раз просил прощения? – встав с дивана, сказал я. – Твой упёртый старик никогда не признает свою неправоту, если это он, для меня будет приятный сюрприз.

Подойдя к двери и посмотрев в глазок, мне показалось, в нём мелькнул человек в форме:

– Вроде, полиция, – сказал шёпотом Розе.

– Как чувствовала, нельзя было родителей отпускать одних, – таким же шёпотом и с испуганным взглядом, сказала жена, – отец что-то натворил!

– Сейчас проверим, – открыв входную дверь, я незамедлительно поздоровался с мужчиной. – Добрый вечер, какими судьбами в такое позднее время суток?

– Здравствуйте, извините за такой поздний визит, капитан полиции Дерек Холл, – он протянул мне жетон, – мы расследуем дело об одном мужчине, его тело было найдено в паре кварталов от вашего дома. Вы же, Майкл Трэй?

– Да, всё верно, – посмотрел мельком на Розу, она так же сидела на диване и внимательно всё слушала, я продолжил общаться с капитаном полиции, – чем вам могу помочь?

– В ночь с 29 по 30 июня соседи услышали звук выстрелов и вызвали нас. Приехав на место, было обнаружено тело мужчины 36 лет, с простреленной головой, – убрав жетон обратно в карман кителя, рассказывал Дерек, – рядом лежало оружие, с помощью него он совершил суицид.

––Почему вы считаете, что это суицид? – встав с дивана и подойдя к двери, поинтересовалась Роза.

– Это предварительная версия, так как в квартире находился ещё один человек, разглашать его личность запрещено, но скажу, что он сейчас в розыске. А вы так понимаю, Роза Трэй? – достав из кармана брюк блокнот с ручкой, спросил Холл.

– Да, это моя жена, – Дерек Холл приложил блокнот к стене дома и ручкой делал какие-то записи, – вы только объясните наша семья здесь при чём? От нас что требуется?

– Дело практически закрыто, осталось найти главного подозреваемого, находящегося сейчас в бегах; а от вас, Майкл Трэй, нужны только показания, – оторвавшись от рукописей, капитан полиции посмотрел на меня, – свидетели утверждают, что вы с убитым тесно общались. Вас часто видели в парке имени Ричардсона. Вам что-нибудь говорит имя Андриан Барнс?

– Впервые слышу, но больше месяца назад я в парке встречался с мужчиной по имени Лью, – либо мы говорил про разных людей или… чёрт! Так и чувствовал, что его письмо прощальное, – вы сейчас говорите про высокого и худого мужчину с короткой стрижкой,