наконец (что для меня — слушателя этой беседы было уже совершенно неожиданно), настойчиво уточнял сроки перегона оленьего стада (в 600 голов) из Булунского совхоза в Тикси. А также интересовался ходом добычи рыбы на Быковом мысу.

Для меня этот телефонный разговор с далекой, окраиной Якутии был равноценен географическому открытию. Ведь сам я, будучи в Тикси за пять лет до этого, участвуя в Первой Ленской экспедиции 1933 года, запомнил там всего лишь две палатки да приткнувшуюся к берегу речную баржонку. Сколь же значительно вырос Тикси, ставший морским портом и районным центром, если он может принимать на свой аэродром (пусть временный — на льду бухты!) тяжелые четырехмоторные самолеты и заправлять их для дальних рейсов в высокие широты.

Тем временем Анатолий Дмитриевич, закончив телефонные переговоры, с улыбкой обратился ко мне:

 — Видите, какие пороги. Крылья — вещь романтическая, однако с пустым брюхом не больно разлетаешься. В нынешней операции всей нашей полярной братии предстоит держать серьезный экзамен, показать, сколь надежен воздушный транспорт в условиях Арктики. А гарантия надежности — это и техника, и снабжение, и прежде всего люди…

В тот вечер Алексеев подробно рассказывал мне, как на заводе идет капитальный ремонт и дополнительное оборудование машин, как комплектуются их экипажи.

Впервые наряду со штурманами, до сих пор обеспечивавшими не только навигационную службу, но и связь, была введена штатная должность бортрадистов. Борис Низовцев, Александр Абрамчук и Николай Ковалев, зачисленные в состав экспедиции, никогда прежде не летали. Но Алексеев знал их как «снайперов эфира» по работе на наземных полярных станциях. Еще в большей степени был уверен Анатолий Дмитриевич в штурманах, главным из которых оставался его неизменный спутник по Карскому морю и Полюсной экспедиции Николай Михайлович Жуков. Большие надежды возлагались на старших механиков Константина Николаевича Сугробова, Виктора Степановича Чечина и Сергея Клавдиевича Фрутецкого — людей бывалых, мастеров на все руки.

А уж пилотам, нашим общим друзьям, Анатолий Дмитриевич и вовсе считал излишним давать аттестации. Кому из полярников неизвестен Павел Георгиевич Головин, ставший после Полюсной экспедиции Героем Советского Союза. Подстать ему и Юрий Константинович Орлов, ходивший на полюс «вторым» — иначе говоря, помощником у самого Молокова. А. Н. Тягунин и Б. Н. Агров и Е. И. Федоренко, занявшие на кораблях вторые кресла, по квалификации своей могли быть и командирами.

 — Кроме тяжелых самолетов, летавших на полюс и теперь предназначенных для нашей экспедиции, в ней будут участвовать и двухмоторные, более легкие машины, постоянно приписанные к Ленской полярной авиалинии… Видите, какая армада набирается, закончил Алексеев ту памятною мне беседу в феврале 1938 года…

А потом жизнь сложилась так, что встречаться нам привелось с интервалами в годы и даже десятилетия: Анатолий Дмитриевич жил в Москве, я — в Ленинграде. А когда все же виделись (хоть и изредка), толковали больше о делах сегодняшних…

И вот восстанавливать события, интереснейшие для летописи нашей полярной авиации, мне приходится почти сорок лет спустя, когда самого Анатолия Дмитриевича и многих его соратников, увы, нет в живых. Тем драгоценнее уцелевшие документы: отчеты, рапорты, дневники. Тем с большим почтением вчитываешься сегодня в поблекшие строки… И столько узнаешь любопытных подробностей, столько оживает в памяти характерных примет времени…

Итак, базой экспедиции избрали Тикси, близ устья Лены.

О том, чтобы лететь туда из Москвы вдоль побережья арктических морей, тогда, в тридцать восьмом, и речи быть не могло. Северная авиатрасса существовала тогда лишь в проектах изыскателей. Не было тут при полярных станциях ни запасов горючего, ни надежных посадочных площадок, способных принимать тяжелые самолеты.

А на трассе, пролегающей в средних широтах, морозы стояли самые арктические. Изрядно мучились механики перед каждым стартом, подогревая масло для моторов. Случались в пути и густые снегопады, и облачность, и туманы. Тогда лететь приходилось вслепую, по приборам.

Но вот наконец и Красноярск — привычные Алексееву и его спутникам «ворота на Крайний Север». Здесь, как шутят пилоты и механики, надо прощаться с таким благом цивилизации-, как железная дорога, и дальше уж «все свое добро везти на себе». А такого добра хватало. Тут и семь тонн припасов, предназначенных для  моряков зимующих кораблей; (чеснок, лимоны, всякое прочее антицинготное, питательное), тут и двухметрового диаметра самолетные колеса, которые надо подвешивать снизу под фюзеляжи в расчете на летний обратный путь, тут и особо вместительные баки с авиамаслом (предназначенные для аэропорта Тикси), которые надо надежно разместить внутри центропланов.

Немудрено, что дополнительная загрузка машин в Красноярске потребовала увеличения размеров тамошнего аэродрома, на льду Абаканской протоки Енисея.

Алексеев и Орлов и почти все их спутники летали над Енисеем десятки раз: и в рейсах, по расписанию, и по экспедиционным заданиям, и на ледовую разведку — в Карское море. А с Леной был знаком один только Головин, года три назад начавший разведывательные полеты над льдами моря Лаптевых. И теперь упреки, адресованные Ленской авиалинии Главсевморпути, волей-неволей принимал Павел Георгиевич:

 — Никуда это не годится, Паша, — говорил ему укоризненно верный спутник штурман Петров, — я только собрался попить чайку в Усть-Куте, а вот гляди радиограмма: закрыт Усть-Кут, до Киренска пойдем, значит…

 — И не беда, Лев: Васильевич, в Киренске вода вкуснее, городок-то стоит на острове, — отвечал Головин.

Миновали и Киренск, и Якутск. Чем дальше на Север, тем приметнее с воздуха особенности широченной Лены. Тут и там дыбятся торосы, надувы, заструги. Что такой лед негоден для посадок, ясно и Алексееву, и всем его попутчикам. Да и порты здешние не очень-то благоустроены. Взять хоть Жиганск, где надо садиться для заправки горючим. Площадочка на узкой прибрежной косе для легких машин местной линии — вроде бы и ничего страшного. А вот с тяжелыми четырехмоторными как быть?

Однако спасибо жиганским портовикам — для приема экспедиции Алексеева они расчистили от снега идеально круглое, ровно замерзшее озеро в сосновом лесу. Едва самолеты зарулили там на стоянку, откуда ни возьмись — подкатили к ним оленьи упряжки:

 — Пожалуйте в гостиницу отдохнуть с дороги.

Недолгий путь по таежному проселку ознаменовался небольшим приключением. Бориса Львовича Дзердзиевского — «экспедиционного бога погоды», синоптика, сопровождавшего недавно летчиков и на Северный полюс, резвые рогатые скакуны на полной скорости вывалили в сугроб.

«Бог погоды» в сердцах поругивал местные якутские метеостанции: нерегулярно поступают от них сводки, нелегко составить себе представление о происходящих в атмосфере процессах.

Немалые трудности в работе встречали и штурманы по мере продвижения на север. После Булуна, перевалив горный хребет, приближались к Тикси. Там очертания берегов бухты