— Можете назвать этого человека? — спросил Ванзаров.

— Не знаю и знать не хочу. Пусть сама разбирается со своими любовниками… Господин полицейский, это все?

— К сожалению, нет… — Ванзаров выдержал паузу, на какую был способен под осадой глазок из тьмы. — Сегодня ночью ваша сестра была убита.

Ванзаров знал, что подобные известия люди встречают довольно схоже, особенно барышни. Вот только Агния сделала то, чего трудно было ожидать: она кивнула и улыбнулась. Иного выражения горя не последовало.

— Мне очень жаль, — сказала она, словно речь шла о чужом человеке, некролог о котором напечатан в газете.

— Вас это не удивляет? — спросил Ванзаров, старательно отгоняя выводы, которые так и лезли сами собой в голову.

— Если бы вы знали мою жизнь… Я хотела сказать: наши отношения с Надирой, вы бы так не удивились.

— Она предала вас ради карьеры в балете?

Вот теперь в темных глазках проскользнул не только вызов.

— Откуда вам это известно?

— Это только психо… Только логика, не более того.

— При чем тут логика?

— В полиции мне показали ваше надзорное дело. Да, я видел его. Карьера вашей сестры и ваш переезд на поселение в Павловск совпали. Наверняка это было решение семьи: одна сестра должна расплатиться за свои глупости, пожертвовав ради карьеры другой. Простите, что сделал вам больно…

Агния прикрыла глаза ладонью.

— Мне нельзя сделать больно… Но благодарю вас.

— За что?

— Вы честный человек, не такой, как… они. Я вижу это…

Она встала, сделав движение, словно хотела подойти к Ванзарову, но развернулась и обошла стол, укрывшись за ним, как за преградой.

— Надо опознать тело? — спросила она.

— К сожалению, это необходимо.

— Понимаю… Когда?

— Вас вызовут, Агния Валерьяновна.

— Не называйте меня по отчеству, я ненавижу его.

— С удовольствием… Агния.

— Я не знаю, как вас зовут.

Ванзаров просил, чтобы к нему тоже обращались по имени.

— Родион, — повторила Агния как-то так особенно, что Ванзаров готов был слушать свое имя бесконечно. — Красиво…

— Кто мог убить вашу сестру? — все-таки совладав с собой, спросил он.

— Думаю, для полицейского это очевидно.

— Я бы не мучил вас расспросами.

— Это совсем не муки. Ее убил тот, к кому она шла на свидание.

— Зачем?

— Вероятно, чтобы избавиться от капризной, надоедливой, дорогостоящей бездарной дуры и любовницы…

Трудно дать более точную рецензию восходящей звезде императорского балета. В чем-то Ванзаров был с ней согласен. Только характер балерины и отсутствие таланта никак не объясняли причину ее смерти. И торчащие из тела ветки.

— Во что она была одета?

— Платье светлое… Я не разбираюсь в моде. Накидка дорожная до самого пола с капюшоном. Все боялась, что ее узнают…

— Благодарю. Постараюсь не вызывать вас в участок, — сказал Ванзаров. — Если позволите, загляну к вам.

— Приходите… — ответила Агния. — Приходите, когда захотите. Вы не такой…

Ванзаров заставил себя поклониться и уйти.

…Улица окончательно опустела. Окна в соседних дачах зажглись вечерним светом. Ванзаров шел в одиночестве. Навстречу попалась дама в глубоком трауре, по виду богомолка. Не взглянув на незнакомца, она торопливо поднялась на веранду и исчезла в темном доме. Ванзаров посмотрел на часы: последний поезд ушел без него.

Придется обогащать извозчика.

Тем же вечером.

Аполлон Григорьевич не знал, как отступать перед трудностями. И потому трудности сдавались ему. В своей лаборатории он мог работать сутками, пока не находил решение. Чем больше накапливал он криминалистического опыта, тем реже встречались в лабораторном гроссбухе пустые строчки и вопросительные знаки. Вернее сказать, они не встречались никогда. До этого вечера. Великий криминалист настолько был поглощен битвой с неизвестностью, что не обратил внимания на явление позднего гостя. Зная привычки друга, Ванзаров не стал кашлять или требовать к себе внимания. Напротив, выбрал высокую табуретку о трех ногах и разместился на ней, тихонько ожидая, когда к нему обратятся.

И это, наконец, произошло.

Потушив спиртовую горелку, которая усердно коптила что-то на лабораторном стеклышке, Лебедев сбросил резиновые перчатки и повернулся к Ванзарову, скрестив руки на груди. Вид его не предвещал ничего хорошего.

— Вы чего тут делаете? — строго спросил он.

— Поставил эксперимент, — мирно ответил Ванзаров.

— Да? Эксперимент? И какого рода?

— Важный для практики сыска: сколько возьмет извозчик от Павловска до Департамента полиции.

— Ну-ну, веселитесь, — Лебедев мрачно оглядел кабинет. — Нашли время.

— Десять рублей! Хотел двадцать, но сторговались…

— Напишите доклад на имя Зволянского, может, орден дадут.

— Орден мне ни к чему, мне бы узнать, что же вы нашли в мертво-живой девице, — сказал Ванзаров.

Ответом ему стало мрачное молчание.

— Благодарю, Аполлон Григорьевич, более чем красноречиво…

Невинная плошка полетела в стену и брызнула фонтаном осколков. Что говорило о высшей степени раздражения гения.

— Да не в том дело! — прорычал Лебедев. — Все, что было у нее в крови и мышечной ткани, я определил без труда, вот полюбуйтесь… — Ванзарову кинули блокнот, махнувший, как крыльями, исписанными в столбик страницами. — Видите хоть одно незнакомое вещество?

— Насколько хватает моих скромных познаний в химии…

— Вот именно… Дайте сюда… — Лебедев грубо вырвал блокнот из рук друга. — Две дюжины простейших веществ, в любой аптеке продаются, никаких изысков, никаких алкалоидов и тому подобного. А в результате?

— Вы не знаете, что за вещество было введено, — не сдержался Ванзаров и пожалел.

Лебедев выразился столь крепко и громогласно, что будь поблизости хоть рота барышень, все они, как одна, полегли бы в обмороке. К счастью, это был последний натиск урагана. Аполлон Григорьевич погрузился в мрачную печаль и принялся раскуривать омерзительно пахнущую сигарку.

— Хитрость в том, что, зная состав и надеясь, что ни одно вещество не упущено, ни одно не разложилось бесследно, я за всю жизнь не успею перебрать все возможные варианты и все пропорции.

— Кто же мог намешать такой компот?