Камера взяла крупным планом корреспондента.

– Трагедия, случившаяся в семье Федоровых, заставляет нас задуматься о проблеме детей алкоголиков, – заключил тот.

Андрей безотрывно смотрел на экран, а я отвлеклась на телефонный звонок.

– Могу я поговорить с Дарьей? – спросил мужской голос.

– Слушаю вас, – ответила я.

– Геннадий Демидов на проводе. Прошу прощения за свое утреннее выступление.

Я решила свернуть беседу.

– Не понимаю. О чем вы?

– Да ладно, – засмеялся бизнесмен. – У матери от меня секретов нет, она рассказала, что отчебучила Марфа. Нехорошо у нас с вами вышло. Сначала племянница дурь затеяла, потом я вас с прислугой перепутал. С соседями дружить надо, а мы вроде как поругались. Хочу извиниться.

– Не берите в голову, – ответила я. – Ситуация с домработницей выеденного яйца не стоит. С девочкой немного сложнее, не хочется, чтобы меня ложно обвинили в воровстве. Когда Марфа из школы с разбитым носом вернется, объясните ей, что…

– Разбитый нос? – удивился Демидов.

Я решила объяснить ему, что случилось с его племянницей.

– У Марфы сейчас тележурналисты брали интервью. Сегодня скончалась Вика Федорова.

– Не знаю такую, – протянул Геннадий Борисович.

– Бывшая жена миллиардера Семена Федорова, – пояснила я. – Прославилась своей любовью к шумным тусовкам и скандалам. У Вики есть дочь Катя, одноклассница Марфы, девочки, если верить вашей племяннице, дружили. Екатерине стало плохо, ее увезли в больницу.

– Черт, – пробормотал Геннадий. – Марфа, наверное, в шоке.

– Не похоже, – возразила я. – Она весьма уверенно стояла перед объективом, начала говорить, но ее прервала Марина Варина, и случилась потасовка.

– Покоя от девочки нет, – вышел из себя Демидов. – Каждый день новая проблема. Дарья, у меня к вам просьба. Медальон так и не нашелся. Думаю, он находится на вашем участке.

– Это возможно, – осторожно согласилась я.

– Разрешите поискать украшение? Оно находилось у меня в лаборатории и пропало.

Я молча слушала Демидова. Что за странности происходят с медальоном? Он обладает способностью размножаться и находиться в разных местах? Оказался у Веры Карауловой, Вики Федоровой и Геннадия одновременно?

– Приду сам, никакой тупой прислуги, которая помнет кусты в вашем саду, – уговаривал тем временем меня сосед. – Когда вы будете дома?

– Вернусь через пару часов, – спохватилась я.

– Отлично. Спасибо, – обрадовался сосед. – С меня подарок.

– Обойдемся без презентов, – возразила я. – Геннадий Борисович, лучше поговорите с Марфой, велите ей не болтать ерунду.

– Что хотел Демидов? – полюбопытствовал Андрей, когда я убрала телефон.

Я решила побыстрее избавиться от Локтева.

– Извинился за Марфу, обещал, что та больше не станет общаться с «Желтухой».

– Значит, мой должок аннулирован, – обрадовался Андрей. – Можно опять попросить тебя об услуге. Возьми меня с собой, когда пойдешь к Федоровым выражать соболезнование.

– Не собиралась на похороны, – отрезала я.

Журналист достал кошелек.

– Кладбище меня не интересует. Надо попасть к Вике домой. Народ насмотрелся американского кино и знает, как штатники поступают. В доме умершего кладут на столик книгу посетителей, и все пришедшие пишут в ней хорошие слова о покойном. Томик лежит в холле, но если я вдруг в туалет захочу, то смогу внутрь пройти.

Я встала.

– Спасибо за чай с пирожками. Мне пора. С Викой я никогда не встречалась, даже не слышала об ее существовании. Мое появление в доме Федоровой неуместно. Что же касается выражения соболезнования, то к поминальной книге пускают всех желающих, ты сам распрекрасно туда пройдешь.

Локтев положил на стол кредитку.

– Вместе удобнее, больше уверенности. Чую, с этим медальоном что-то не так. Веет ароматом эксклюзива.

У меня иссякло терпение:

– Наслаждайся запахами в одиночестве.

– Эй, эй, – зашумел Андрей. – Девушка, рассчитайте меня поскорей, Дашенция, погоди.

– Ща, – лениво ответила официантка и медленно побрела к столику.

Я же развернулась и быстрым шагом отправилась на подземную парковку.

* * *

Около шести вечера раздался звонок домофона.

– Уже лечу, – крикнула Людмила. – Не вовремя люди притопали, бланшетка опадет! Надо же было притащиться, когда я ее яичным белком обмазываю.

– Занимайтесь пирогом, – сказала я, пошла в холл, открыла дверь и увидела Марфу с распухшим носом. За девочкой возвышался Геннадий Борисович с огромной коробкой швейцарского шоколада в руках.

– Вам худеть не надо, можете со спокойной совестью лакомиться чем угодно, – сказал бизнесмен, подавая мне конфеты. – В России такие не купить, прямиком из Женевы прилетели. Можно зайти? Марфа хочет вам кое-что сказать.

Если гость принес сладкое, правила приличия требуют позвать его к столу. Вести светскую беседу не хотелось, но куда деваться?

– С удовольствием угощу вас чаем. Не против устроиться на веранде? Погода теплая, совсем не майская, – предложила я.

– Да, да, – подхватил Геннадий, – сегодня просто июль на дворе.

– Зато зима удалась, сначала, правда, была теплой, а потом снегом засыпало, – поддержала я светскую беседу.

Разговаривая ни о чем, мы уселись за круглый плетеный стол, я открыла коробку подаренных конфет, восхитилась их видом и ароматом. Люся наполнила чашки, не пролив ни капли. Геннадий взял ложечку, положил сахар, и повисла тишина. Животрепещущая тема вечно плохой, даже если она хорошая, московской погоды иссякла.

– Думаю, пора перейти к основной части нашего визита, – объявил Геннадий Борисович. – Марфа!

– Да, дяденька, – шмыгнула распухшим носом та.

– Начинай, – велел Демидов.

Девочка всхлипнула.

– Катька придумала, а мне расхлебывать.

– Не канючь, – оборвал ее Геннадий. – Если нагадила, будь готова, что придется отвечать. Хочешь в закрытый пансион попасть? Для детей с уголовными наклонностями?

– Нет, нет, нет, – затряслась Марфа, – туда не хочу.

– Послушаю, как ты перед соседкой повинишься, и решу, оставлять тебя дома или на перевоспитание отправить, – прорычал Геннадий.

Марфа вскочила и начала рассказ. Девочка говорила путано, иногда из ее рта привычно выскакивали грубые слова. Тогда она опускала голову и извинялась за нецензурщину. В конце концов у меня сложилась ясная картина произошедшего.