Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узбек посмотрел ему вслед, заскочил в стекляшку, надел зимнюю куртку и побежал за ним.
В камеру Узбек заскочил как раз в тот момент, когда Толстолобик, двумя руками взяв лом, резко опустил его вниз, будто хотел пробить корку льда. Со звонким и звенящим ударом металла о металл лом вырвало из рук Толстолобика и швырнуло в сторону лежащего на сетке слесаря. Ни Узбек, ни Толстолобик, ни кто-то из стоящих рядом слесарей не успели даже вскрикнуть, когда одним концом лом угодил по ноге, а другим – по голове лежащего. Тот так же, не успев издать ни звука, потерял сознание. На какое-то мгновение все оцепенели и молча смотрели на тело. Первым пришёл в себя Узбек:
– Толстолобый, ёб твою, сообщи по рации мастеру! Пусть скорую и спасателей вызывает.
Сам же он, оглядевшись, выскочил из камеры и через несколько секунд вернулся с ещё одной доской. Затем он спустился к самому вентилятору и аккуратно положил доску на лопасти, придерживая её за один конец. Лопасти били по доске, но, нажимая на неё, Узбек понемногу замедлял их вращение. В это время Толстолобик сбивчиво рассказывал по рации мастеру смены о том, что произошло. Когда вентилятор полностью остановился, а лопасти заблокировали, Узбек спрыгнул на сетку к лежащему без сознания слесарю. Из рассечённого лба текла кровь. Штанина на ноге в месте удара также была мокрая от крови. Кровь капала через сетку вниз, и капли тут же сносило в сторону потоками воздуха от других вентиляторов. Узбек прощупал сонную артерию и облегчённо крикнул:
– Живой!
Он несколько раз хлёстко ударил слесаря по щекам. Не сразу, но понемногу слесарь пришёл в себя и сразу же что-то нечленораздельно замычал.
– Как тебя звать, помнишь?
– Серёга…
– Где находишься, знаешь?
– На заводе этом ебучем! Чё, остановили наконец это хуйню?
– Ну кукушку вроде не стрясло, – устало улыбнулся Узбек.
– Хули встали? – крикнул он слесарям. – Пиздуйте вниз – скорую встречать! Толстолобый, сгоняй в будку, принеси воды!
– Я это, так получилось…
– Пиздуй в будку! Потом извиняться будешь!
Толстолобик убежал вслед за слесарями.
– Да нахуя скорая? Нормально всё! – неуверенно сказал Серёга и попытался подняться, но сразу с криком упал.
– Не шевелись, нахуй! – придержал его Узбек. – У тебя перелом, по ходу.
Узбек аккуратно приподнял штанину, она была насквозь мокрая от крови. «И, по ходу, открытый», – подумал Узбек. Но делать было нечего, нужно было остановить кровотечение. Узбек взялся двумя руками за край штанины и с силой дернул в стороны. Серёга застонал.
– Терпи, хули! Атаманом будешь!
– Угу, – вскрикнул Серёга.
Узбек разорвал штанину до колена. Под штанами были зеленые кальсоны, ставшие теперь грязно-бордового цвета из-за пропитавшей их крови. Здесь уже было видно, что нога загнута как-то совершенно немыслимо там, где ей вообще не положено сгибаться, а сантиметров на десять ниже колена из-под мокрой ткани явно выпирала кость. Узбек сглотнул, штанину кальсон он поднимать не стал. Вместо этого разорванной штаниной робы он перетянул ногу чуть ниже колена и покрепче затянул. Прибежал Толстолобик с бутылкой воды. Узбек забрал бутылку и дал Серёге.
– Скорой не видал? – спросил Узбек.
– Нет. Сегодня ж выходной, мы заебёмся ждать.
– У нас-то должна хоть фельдшер дежурить.
Через несколько минут в камеру вбежал слесарь, за ним следом, тяжело дыша, шла фельдшер. Она была уже в годах, но за всё время работы на заводе ей не приходилось сталкиваться ни с чем, кроме простуды и высокой температуры. Посмотрев сверху на лежащего внизу человека, она охнула.
– Живой?
– Живой. Перелом ноги. Похоже, открытый.
– Ой! Кровь остановили?
– Жгут наложил, минут десять назад.
– Я ж тут не подлезу. Спасателей вызвали?
– Да, скоро должны быть.
Снаружи послышался звук подъезжающих машин. В камеру вбежал мастер смены.
– Что у вас тут? – на ходу спросил он, спускаясь к Узбеку. – Ух, нихуя себе!
– Вот-вот. Открытый перелом и по чайнику прилетело.
– Лопастью, что ли?
– Если б лопастью, его бы по всей камере размолотило. Нет, ломом.
– Чем?
– Ломом. Потом расскажу.
– Да уж, расскажешь. Там вроде спасатели и скорая приехали.
В камеру ввалились сразу несколько человек и сразу стали спускаться к ним.
– Живой?
– Да. Открытый перелом ноги. Жгут – пятнадцать минут назад. По голове тоже прилетело. Не знаю, что там. В сознании, соображает вроде нормально.
– Что случилось-то?
– Под вентилятор попал.
Старший спасатель глянул на вентилятор и присвистнул:
– Нихуя себе! Повезло, что живой остался.
– Это точно, – сказал Узбек и глянул на Толстолобика.
Толстолобик стоял с лицом белее снега и, не отрываясь, смотрел на лежащего слесаря.
– Ладно, надо его отсюда спустить.
Из-за спины спасателей возникли складные носилки. Несмотря на аккуратность, с которой спасатели перекладывали слесаря на носилки, он вскрикивал и постанывал от боли. Ко всему прочему он был под два метра ростом, и его ноги свисали с носилок. Кое-как его подняли на балкон. Фельдшер подошла, чтобы осмотреть перелом. Когда она аккуратно задрала штанину кальсон, то увидела торчащий из-под разорванной кожи серый осколок кости, залитый кровью. С еле слышным не то стоном, не то вздохом пожилая женщина медленно и плавно, как будто она была в воде, упала в обморок.
– Вот так нахуй, – усмехнулся старший спасатель.
Носилки пронесли немного дальше, старший подошёл к фельдшерице, присел на корточки, немного потряс её. Она медленно пришла в себя. Её взгляд не сразу, но сфокусировался на сидящем перед ней спасателе.
– Ну что, мать, пришла в себя?
– Ой, а я отключилась? Тьфу, чтоб тебя! – медленно поднимаясь, бормотала она.
– Ну что, как спускать-то будем? Тут вроде лебёдка есть, может, ей зацепим?
– Надо схему на неё собрать, щас электрика вызову.
– Это долго. Ладно, ребят, давайте по лестнице попробуем.
Спасатели, держа носилки, двинулись вдоль по балкону в сторону лестницы. Лестница была крутовата и не очень удобна, но и спасатели были опытные. Медленно, но верно носилки спустили вниз. Там, под балконом вакуум-вытяжки, уже стояла приехавшая из города машина скорой помощи. Рядом стояла местная «буханка» из заводского здравпункта. Чуть в стороне тарахтел жёлтый с красными полосками пазик спасателей. Раненого слесаря переложили на носилки и погрузили в скорую. Машины стали разъезжаться. Толстолобик смотрел с балкона на снег. Ещё недавно такой чистый, сейчас он был испещрён следами от машин и людей. Тонкие полосы от колёс «буханки», широкие – от «пазика», и целая россыпь людских. Все они сходились на вытоптанной поляне под самым балконом. От лестницы к этой поляне тянулась тонкая красная ниточка. На плечо Толстолобика легла рука мастера смены, он вздрогнул.