том, что может получить от Блейда. Но тут ей вспомнились его слова в пабе: «Однажды ты будешь умолять меня взять тебя…» И чувство вины как рукой сняло. Они всего лишь заключат сделку, ничего личного.

И резковато ответила:

— Он хочет кровь, а я готова ее предоставить. Так ты меня к нему проводишь или нет?

В прищуренных глазах Уилла сверкнул золотой блеск.

— Ага, но если вы ему навредите, то будете иметь дело со мной. Подумайте об этом хорошенько.

* * *

На него накатил шум: боец на арене рухнул, и толпа взревела. Блейд откинулся в кресле, закинул ноги в сапогах на перила своей личной ложи в Ямах и уставился на происходящее сквозь облако сигарного дыма.

— Схватка за Грейди! — воскликнул смеющийся О’Шей, глядя на список ставок. — Я ж те говорил, что победит он!

Блейд стряхнул пепел с кончика сигары.

— Хамло всего лишь упал, а не выбыл. Зырь.

О’Шей повернулся как раз, когда Джим Хамло ударил обутой в сапог со стальными пластинами ногой прямо по колену Грейди. Раздался треск, и боец рухнул с гримасой изумления и боли на грязном лице. Хамло тут же оказался на противнике, молотя того огромными кулаками. На белый песок брызнула кровь, снова вызвав одобрительный гул толпы.

— Клятый бесполезный трус! — рявкнул О’Шей, разорвал билет в клочки и бросил в толпу, словно пригоршню снежинок.

Внимание Блейда привлекло движение в одной из лож по другую сторону ринга. Потушив сигару, он опустил ноги на пол.

— Голубокровные приперлись. Прикрой мне спину.

— О, точняк!

О’Шей поднял глаза, в жажде крови позабыв о цели их прихода, и, прищурившись, проводил взглядом троицу гостей, усевшихся напротив. За креслами расположились двое охранников, внимательно изучающих толпу. А в опущенных руках у них наверняка оружие.

Блейд уперся в перила и, перемахнув через них, приземлился в самую гущу двигающихся потных тел. Жар похоти толпы опалил его и участил пульс. Везде кровь. Блейд чувствовал ее на песке, на костяшках, засохшие пятна на одежде мужчин и даже некоторых затесавшихся женщин.

Он сегодня уже кормился, но голод притаился, ища бреши в его броне. Это чувство никуда не девалось, всегда держа хозяина настороже. Одна слабина — и он превратится в монстра, вгрызающегося в толпу, и прольет на ринг больше крови, чем хотелось бы зевакам.

Однако они не замечали близкой угрозы. Блейд — тигр в их среде — был им знаком, поэтому его не боялись. Он чувствовал настороженные взгляды, но никто не отступил.

Все больше глаз обращалось к надушенному трио в той ложе. Дебни прижимал к лицу надушенный носовой платок, глядя, как с ринга выносят потерявшего сознание бойца. Возле него сидел молодой удалой Лео Бэрронс, наследник герцога Кейна, а третий…

Стоило Блейду посмотреть на Аларика Колчестера, отпрыска дома Ланнистера, младшего кузена Викерса, как весь остальной мир отступил на задний план.

И посерел, затем покраснел. Блэйд тяжело дышал, раздувая ноздри, и боролся с голодом.

— Блейд? — спросил О’Шей, наткнувшись на господина.

У того задергалась щека.

— Не прикасайся ко мне.

О’Шей отступил, опасаясь смертельно-тихого тона хозяина. Он знал, что это значило, и сдерживал толпу, пока Блейд не взял себя в руки.

Еще не время. Викерс заплатит вместе со своим домом, но не здесь и не сейчас.

Голод вцепился в него, но Блейд насильно успокоил жажду, тяжело сглотнул, приклеил улыбку и пошел дальше. Толпа перед ним расступилась, будто наконец почувствовала угрозу.

Он вскочил, балансируя на краю ограждения. Бэрронс заметил Блейда, окинул взглядом необычных обсидиановых глаз и отвернулся. Голубокровный что-то прошептал своим спутникам, которые тут же повернулись к хозяину трущоб.

Блейд прошелся по ограждению и схватился за край ложи. Спрыгнул, резко кивнул и прислонился к перилам, сложив руки на груди.

— Здрасти!

Дебни снова поднял носовой платок, будто Блейд плохо пах. Таким способом голубокровный давал понять, что собеседник воняет как вампир.

Охранники позади Дебни напряглись, привстав на цыпочки. Они были обычными людьми. Истинная опасность крылась в трех сидящих голубокровных, которые изображали безразличие. С Дебни Блейд мог справиться, возможно, и с Бэрронсом тоже, но Колчестер — жестокий ублюдок — отлично владел мечом.

— Убирайся, хам, — приказал Дебни. — И на этот раз я прощу оскорбление. — Он не сводил глаз с поля боя, будто появление Блейда его не заботило. Густые белые локоны аристократа были зачесаны назад, открывая высокий лоб, и сильно напудрены в грегорианском стиле, от которого старшие голубокровные пока так и не избавились. Иногда Блейд задавался вопросом, не делали ли они это, чтобы скрыть, насколько близки к Увяданию — к тем последним месяцам, когда все оттенки покидали тело, и голубокровные становились кровожадными тварями, которых презирали.

— Вы не в городе, милорды.

— Но ты один. — Дебни окинул его холодным взглядом серых глаз. — Даже ты не сможешь справиться с тремя представителями Эшелона.

Блейд мотнул головой.

— Вон там, напротив. Видали мужика с винтовкой? Я наказал ему стрелять в голову. А вашей троице остается догадываться, в кого он целится сейчас. Мне все равно, выбирает он.

О’Шей помахал рукой и хитро ухмыльнулся.

Охранники нервно поежились.

— Чего ты хочешь? — спросил Бэрронс.

А. Ну хоть у одного рассудок еще на месте.

— Я бы не побеспокоил блахародных лордиков, да проблема у мя в трущобах.

— Сам и разберись, — презрительно отрезал Дебни. — К нам это не имеет никакого отношения. Сам нагадил, сам убирай.

— Ага, вот только энто не я нагадил, — наклонившись, прошептал Блейд. — У меня тут неприятность с вампиром. Мож, справлюсь сам, а мож, и нет.

И тут они обратили на него внимание.

— Это невозможно, — прищурившись, сказал Колчестер. — В городе об этом ни слуху, ни духу. Никто не подошел так близко к Увяданию.

— Насколько вам известно, — парировал Блейд, внимательно разглядывая Бэрронса. Остальные снова расслабились, но этот тип все еще был напряжен.

— Два трупа на улице. Мои парни считают, что это война меж вами и мной. Я помалкиваю, иначе весь город поддастся панике.

— А может, это собака? — предположил Дебни.

— От него несет гнилью. Я знаю, как пахнут вампиры, и как они раздирают горло.

Колчестер, изучая ногти, проворчал:

— Нет никаких доносов