предмет обнаружения магнитных мин. Противодиверсионные патрули держат под постоянным наблюдением акваторию по всему периметру крейсера.

— А насколько эффективны эти штатные антидиверсионные мероприятия?

— Полной гарантии не дает даже страховой полис.

— Что нам мешает обеспечить стопроцентную безопасность корабля?

— Причин несколько. Во-первых, на крейсере нет так называемого «мокрого отсека», чтобы аквалангисты могли спускаться в воду из-под днища корабля незамеченными. Спускаться придется у всех на виду по трапу со шкафута. А это не дело. Все-таки не у себя дома работают. Во-вторых, наши подводники пока экипированы хуже английских. Замкнутых гидрокостюмов у нас еще нет. Наконец, для того, чтобы оперативно обнаружить подводного минера, да еще у его родных берегов, необходимы и значительные силы, и специальная техника, и свобода рук.

Откровенное признание Бекренева не слишком удивило Шалина. Его помощники, все до единого, божились и клялись в последние дни, что изловят любого диверсанта. Шеф военной разведки таким посулам не очень-то верил.

— Так какого же … ты до сих пор молчал об этом?! — выругался в адрес контр-адмирала начальник ГРУ.

— Никак нет, я лично докладывал, в том числе и маршалу Жукову, Им две недели назад утверждена соответствующая программа… Установлены жесткие сроки… Но на разработку, налаживание производства спецоборудования и техники, подготовку кадров наконец, необходимо время.

Времени у начальника ГРУ как раз и не было.

Тоннельный эффект

14 апреля, суббота.

Москва, площадь Дзержинского,

штаб-квартира КГБ

Серов облил голову холодной водой из-под крана и уткнулся лицом в мягкое махровое полотенце. Он насухо вытер волосы и на мгновение замер. Его взгляд остановился на собственном отражении в зеркале на стене. Оно ему совсем не понравилось.

Захотелось в весенний лес. Просто пройтись, поднять голову, посмотреть на небо, подышать сырым холодом уходящей зимы. Только там, на природе, он смог бы, наконец, избавиться от гнетущего чувства подавленности, не дававшего ему покоя в последние дни.

Серов подошел к окну своего служебного кабинета и расстегнул воротник рубашки. Отодвинув в сторону плотную штору, он выглянул на улицу. Вечерние огни словно иголками впились в воспаленные глаза. Генерал снова занавесил окно и вернулся к столу. Взглянул на пометки у края календаря. Под значком «нота бене» карандашом было выведено одно лишь слово: «тоннель».

Краткая пометка на календаре касалась сооруженного ЦРУ и МИ–6 берлинского тоннеля, начавшего работать уже больше года назад. Она напоминала председателю КГБ, что пришло время для принятия решения о дне «икс».

Тоннель был прорыт к линии советской правительственной связи, и вот уже пятнадцатый месяц подряд с ведома Лубянки позволял западным разведкам снимать информацию, шедшую по телефонным и телеграфным линиям из Карлсхорста в Москву. Точнее говоря, не только информацию, но и дезинформацию, приготовленную в КГБ.

О завершении строительства тоннеля в Берлине генералу Серову доложил в январе 1955 года начальник первого главного управления КГБ генерал Панюшкин.

Начинка шпионского тоннеля

Это был новый большой успех английского отдела ПГУ и, в частности, его шефа генерала Родина. В те зимние дни 55-го Борис Николаевич Родин чувствовал себя победителем. Его авторитет на Лубянке был крепок как никогда. Завербованный генералом агент еще осенью 53-го года передал через него в Центр информацию об операции «Лорд» — секретном тоннеле, прорытом по заданию СИС к линиям правительственной связи, шедшей из штаб-квартиры советской миссии в венском отеле «Империал». Вторым важным проектом, выданным агентом Родина Москве, был уже берлинский тоннель.

— Что это за чудо-источник появился в вашей богатой коллекции? — поинтересовался тогда Серов у Родина, пригласив его к себе в кабинет на беседу.

— Полагаю, товарищ генерал армии, — без ложной скромности заявил Родин, — этот источник сейчас самый многообещающий из новых в нашей коллекции.

У Серова на столе лежала грифованная пометкой «Совершенно секретно» служебная папка с краткой справкой ПГУ на этого перспективного агента. Генерал раскрыл папку и бегло просмотрел содержание документа.

— Что ты думаешь об этом парне?

— Блейка я лично знаю не один год. Мы познакомились на советско-китайской границе, когда после санкционированного нами освобождения из лагеря северокорейцев он возвращался в Англию, чтобы продолжить работу в МИ–6. Затем мы встречались регулярно, не реже одного раза в месяц, в Лондоне вплоть до моего отъезда из страны. Времени было достаточно, чтобы узнать и проверить этого человека. Блейк работает не за страх, а за совесть. Деньги его не интересуют. Это убежденный коммунист. Словом, наш человек.

— А где он сейчас, в Берлине?

— Так точно. Его перевели в берлинскую резидентуру СИС в январе 55-го года. Оттуда мы и получили информацию об операции «Принц». Блейк там работает заместителем полковника Гримшоу, резидента СИС в Берлине. Занимается поставками оборудования для тоннеля.

В июне 55-го вопрос о тоннеле был поставлен на совещании в узком кругу. Генерал Панюшкин тогда отстаивал перед своими коллегами интересы английского отдела первого главка. Он решительно требовал на заседании, обращаясь к председателю КГБ, — не раскрывать тоннель как минимум в течение года. Иначе был риск потерять весьма перспективный источник в британской разведке.

Александра Семеновича, естественно, в первую очередь беспокоила судьба Джорджа Блейка. Быстрое обнаружение тоннеля могло поставить двойного агента под подозрение британской контрразведки.

Генерал Грибанов защищал на совещании интересы второго главного управления комитета, то есть службы безопасности.

Он не мог гарантировать, что по правительственной линии связи из Карлсхорста будет идти лишь поток безобидных будничных сведений и нашей дезинформации, хотя их заготовкой уже были заняты не один месяц. Возможны непредусмотренные утечки. Все предвидеть заранее и все организовать практически невозможно. Поэтому тоннель, на его взгляд, необходимо было «случайно» обнаружить. И чем скорее, тем лучше.

Споры на совещании в КГБ не прошли мимо вездесущего ЦК. Дискуссию пришлось продолжить на Старой площади на закрытом заседании у Хрущева. «Первый» имел привычку не оставлять без контроля ни одно сколько-нибудь важное решение КГБ. Страшный опыт прошлых лет, когда высшее партийное руководство было лишено власти над НКВД, видимо, не мог не наложить заметный отпечаток на поведение первого секретаря.

— Мы не можем позволить западным разведкам выйти на след нашего агента, — настаивал генерал Серов в ЦК.

— Почему это мы должны терпеть, когда в наш дом без приглашения залезают, да еще и нахально подслушивают? — бурно изливал свое неприятие бесцеремонных действий империалистических разведок председатель Верховного Совета СССР маршал Ворошилов, хорошо известный своим революционным рвением.

Хрущев поддержал не президента страны, а председателя КГБ, но предложил не медлить с началом операции разоблачения.

После заседания он отвел Серова в сторону и, лукаво поблескивая своими круглыми маленькими глазками,