В период подготовки и проведения испытаний на Новой Земле побывал не только контр-адмирал Котов, но и все командующие флотами. Итоги недавних испытаний ядерной торпеды предстояло еще проанализировать и изучить. Времени на это было в обрез, а Котову приказали возглавить заграничный поход, да еще с руководством страны на борту. Миссия, конечно, почетная, только ядерная торпеда волновала вице-адмирала куда больше.

Трудно было ожидать иного от потомственного корабела.

В апреле 56-го в этой работе у Котова наметился неожиданный антракт…

Курс на Альбион

16 апреля, понедельник.

Борт крейсера «Орджоникидзе»

Выслушав поручения командира похода, начальник разведки флота капитан 1 ранга Соловьев энергично и с нескрываемым удовольствием взялся за выполнение приказа контр-адмирала.

Встретив капитана Норти на перроне Калининградского вокзала, он оказал ему традиционное русское гостеприимство. В итоге после щедрого и обильного застолья в привокзальном ресторане англичанин всю дорогу до Балтийска проспал на заднем сидении адмиральского ЗИМа.

Попав на крейсер и переступив порог каюты, он тут же уткнулся носом в подушку и опять заснул как убитый.

До прибытия на корабль официальной делегации и начала похода оставалось полтора часа.

К вечеру над Балтийском поднялся колючий ветер, нагонявший к причалам военно-морской базы холодную волну. Запахло соляркой и сыростью.

В назначенный час на почти километровый бетонный причал базы выкатила вереница «ЗИСов», «ЗИМов» и «Побед». Первая машина подъехала к главному трапу стоявшего у пирса крейсера «Орджоникидзе». На палубе корабля уже были построены и вытянулись стрункой для представления высшему руководству страны командир и старшие офицеры крейсера.

Из головного «ЗИСа» вышел Хрущев с сыном Сергеем, которого «Первый» решил взять с собой в поездку. Из-за дверцы второй машины медленно появилась и ступила на пирс тучная фигура премьера Булганина. Оба лидера были одеты в мешковатые длинные ратиновые пальто черного цвета и каракулевые шапки: черный пирожок у Хрущева и серая ушанка у Булганина.

— Не отставай, Коля! — скомандовал Никита Сергеевич Булганину, лихо ступив на трап.

— Я следом за тобой, Никита, — бодро ответил «Первому» Булганин, шагнув вперед и заставив своей грузной мощью заскрипеть поданный гостям трап.

Когда оба руководителя поднялись на палубу крейсера, командир корабля Степанов взял под козырек и громогласно отдал рапорт, но не Булганину, а Хрущеву.

По своему положению главы правительства Николай Александрович должен был бы играть первую роль в предстоявшей поездке. На деле же он был лишь тенью «Первого», которому принадлежала вся реальная власть в стране.

Среди советских руководителей Николай Булганин выделялся одним редким качеством. Он устраивал всех. Даже будучи первым по рангу, будь то пост первого заместителя Сталина или должность главы правительства, Булганин оставался фигурой второго плана и держался всегда немного в тени. «Он немножко нравился всем, потому что никому не мешал», — так сказал о нем как-то Молотов.

И еще одна особенность Булганина: он умел производить впечатление. Хрущев считал его человеком образованным, хотя тот едва окончил ремесленное училище. Многие современники подчеркивали интеллигентность Булганина, хотя вся эта интеллигентность сводилась к некой изысканности манер и умению промолчать в нужную минуту. Галина Вишневская, прима Большого театра той поры, не слишком щедрая на комплименты, выделила Булганина из круга сталинских приближенных. «Было в его облике что-то от старорежимного генерала в отставке, и ему очень хотелось казаться в моих глазах просвещенным монархом, эдаким Николаем III», — заметила она.

«Старорежимный генерал» на самом деле был маршалом Советского Союза. Свою маршальскую звезду Булганин получил в 1947 году. И не за какие-нибудь военные заслуги, а просто в дополнение к должности министра вооруженных сил, на которую он заступил тогда же. До этого за плечами Булганина уже был свой «боевой» путь. Он успел побывать в чекистах и директорах, был московским градоначальником и главным банкиром страны. Но настоящий карьерный взлет Булганина начался именно в 1947 году.

На посту военного министра он пробыл недолго — всего два года, уже в 49-м Сталин назначил Булганина своим заместителем, а потом и первым заместителем по Совету Министров.

В этом своем новом статусе Булганин фактически заменил Молотова, долгое время считавшегося вторым лицом в советской государственной иерархии. Он — постоянный член «семерки», узкого круга особо приближенных к Сталину лиц. После смерти вождя Булганин наряду с Берией, Маленковым и Хрущевым стал ключевой фигурой в новой конфигурации власти.

Хрущев всегда считал Булганина своим человеком, еще со времен их совместной работы в Москве, когда Хрущев руководил партийной организацией столицы, а Булганин — Моссоветом. Поэтому когда в 1955 году Хрущеву удалось сместить своего главного конкурента — Маленкова — с поста главы правительства, эта должность досталась не кому-нибудь, а Булганину.

Однако многолетний союз Хрущева и Булганина вскоре даст трещину: в 1957-м при попытке смещения уже самого Хрущева Булганин фактически поддержит его оппонентов, так называемую антипартийную группу. Это, в конце концов, будет стоить Николаю Александровичу политической карьеры.

Премьер-министр Н. А. Булганин на борту крейсера

Булганин все годы своей кремлевской карьеры находился, так сказать, на подхвате, всегда готовый поддержать лидера. Комиссарская работа во время войны принесла ему, не нюхавшему пороха аппаратчику, погоны маршала и должность министра обороны. Этот был жест Сталина в пику маршалу Жукову, который по праву заслужил этот высокий пост, но оказался после войны чересчур популярной в народе и влиятельной в армии фигурой.

Таких конкурентов в свое ближайшее окружение Сталин не допускал. Булганин же был идеально сговорчив, всегда готов к примирению и уступкам и никогда не способен на заговор или даже малейшую интригу. Его авторитет и политический вес были близки к нулю. Такой человек был удобен для Сталина, хотя никак не подходил для работы руководителем могущественного и влиятельного министерства обороны.

— Кто говорит? — переспросил как-то главком сухопутных войск Георгий Константинович Жуков звонившего ему по ВЧ-связи министра обороны СССР. — Маршал Булганин? Я такого маршала не знаю.

Булганин даже внешне походил скорее на детского врача, чем на военного министра.

Показательно, что первым, на ком дала трещину в начале пятидесятых память дряхлеющего Сталина, был именно Булганин. Беседуя однажды с ним и с Хрущевым у себя на даче, Сталин вдруг прервал Микиту, как он нередко называл Хрущева, и, указав пальцем на маршала, неожиданно изрек:

— А это кто такой? Как его звать?

— Булганин, — ответил оторопевший от такого заявления «хозяина» Николай Александрович.

— Ха-ха-ха, конечно же, Булганин, я так и думал, — попытался отшутиться и выйти из неловкой ситуации Сталин, хотя провалы памяти правителя не были уже секретом для его ближайшего