– А, а! Все рисуете… – пробурчала я, не замечая, что лежу перед ним в одном нижнем белье, что простыня с меня сползла чуть не до копчика, просто зевнула сладко-сладко, и повернулась на другой бок, отворачиваясь от света, чтобы не бил мне в глаза, и натягивая простыню повыше. – Ложились бы уже… поздно совсем…

Дальше мне приснилось, что замерзла. Может, это и не сон вовсе был, а по правде, но просыпаться и поправлять на себе одеяло мне не хотелось и не моглось. Так и продолжала корчиться и сжиматься в тугой комок все больше и больше. Но потом почувствовала под боком тепло. Мне захотелось его больше, и я придвинулась к этому приятному и такому нежному теплу, что потом мне захотелось его еще больше. Я прижималась к нему и дальше, пока мне не стало жарко. Настолько, что чуть отодвинулась, и тогда почувствовала прохладу простыни. Этот контраст в ощущениях прибавил удовольствия и послал сладкую негу. От переполнившей чувственности вздохнула и даже немного, как всхлипнула, а потом вся расслабилась и раскинулась на постели, ощущая снизу прохладу, а сверху жар. И так какое-то время и пребывала, как между небом и землей.

Очнулась от ощущения тяжести на правом бедре. Ногу тоже сильно придавило, и она даже начала неметь. Надо было срочно ее освобождать. Открыла глаза и попыталась повернуться. Не очень-то и получилось, меня крепко держали мужские руки. Взяли всю в кольцо и не собирались выпускать, хоть я и принялась извиваться и ворочаться. То, что это был Самойлов, не сомневалась нисколько. Просто знала, и все, хоть еще и не могла видеть его лица. Только ногу, закинутую на меня и руки. И еще узнала его парфюм. Этот запах и лишил меня остатков сонливости и расслабленности. Он прилил мне в кровь повышенную дозу адреналина. И еще этому способствовал вид полностью обнаженного мужского тела и моего собственного. Я уже не могла дольше спокойно лежать. Попробовала отстраниться. Но удалось только немного разжать его руки, и то, не надолго. Алексей заворочался и снова крепко меня сжал. Да так, что мне трудно стало дышать. Я пискнула и тогда почувствовала, что он проснулся.

Как я это поняла? Возможно, по его дыханию. Еще по мышцам. В них точно тоже произошли перемены. Я была уверена, что он открыл глаза и смотрел теперь на мою макушку, расположенную где-то у него под подбородком. Удары его сердца тоже говорили за это. Они стали более частыми и гулко отдавались у меня в спине, тесно прижатой к его груди.

– Что тебя разбудило, малыш? – раздался над моей головой его голос. – Может, новое желание?

Эти слова мне показались даже более странными, чем сам факт, что лежала сейчас в его объятиях. В голове, а именно в мыслях, начались потуги от старания вспомнить, что же между нами произошло. Хотя я, конечно же, занималась самообманом, все мне было понятно, уже многое готово было всплыть в памяти, и это я сама тормозила неизбежный процесс, так как вместе с воспоминаниями приходило и чувство собственной вины во всем, что недавно произошло. А именно, не было надо мной насилия, я сама позволила ему все. Но теперь, ох как, не хотелось в этом сознаваться.

– Я готов, – он взял меня за плечо и развернул к себе лицом.

Я же, малодушно закрыла глаза, боясь встретиться с его взглядом. Уперлась руками в грудь, пытаясь сохранить между нашими телами, хоть какое расстояние. Алексея это не устраивало. Особенно мои закрытые глаза.

– Зачем ты зажмурилась, милая? – он приподнял мне лицо, держась за подбородок, и я немедленно ощутила, как загорелись мои щеки. – Я бы очень хотел, чтобы ты теперь открыла глаза. Насколько успел тебя изучить, иначе ты запросто завтра можешь сказать, что ничего не было. Бесполезно будет тебе напоминать, сколько раз за ночь я тебя брал. Что скажешь?

От услышанного мои веки сами собой моментально открылись.

– Что? Что ты имеешь в виду? Сколько ты говоришь уже…

Ответом мне стал его тихий смех. А потом поцелуй. Да такой долгий и жаркий, что … в общем, я перед ним капитулировала.

– Сейчас будет два, – успел шепнуть он мне в губы в совсем малую паузу между этим и следующим поцелуем.

Про свою боязнь предрассветного пробуждения я в ту ночь не помнила. Заметила робкие лучи солнца за окном и решительно стала смещаться к краю постели.

– Что теперь тебе неймется в моих объятиях, пташка моя милая?

Меня снова засекли при попытке покинуть ложе страстной любви.

– Алексей Юрьевич, вы когда-нибудь, вообще по ночам спите?

– Что за странные намеки? Не приняла ли ты меня за вампира, малыш? И еще… Как ты сказала? Алексей Юрьевич? И это после всего, что у нас было этой ночью? Вот это, да!

Он откинулся на спину, чем облегчил мне, наконец, задачу оказаться ближе к краю дивана, и глухо засмеялся.

– Нет, подобного со мной еще не происходило. Ты, все же, самая оригинальная из… Куда?!

– Не кричи. Мне надо в ванную. Что не понятного!

– Я с тобой.

Когда вышла из ванной, вся закутанная в банное полотенце, Немного замешкалась. Куда было податься? Снова оказаться рядом с тем злополучным диваном боязно, но и в ванной комнате оставаться, не было решением проблемы. Я глубоко задумалась, как было поступить, оттого и замерла прямо в коридоре. А за спиной уже нарисовался Самойлов. Тоже накрутил на себя полотенце, только оно ему было маловато, приходилось придерживать, чтобы не соскочило. Но выглядел он довольным и даже веселым, хоть и не спал всю ночь. Не то что я, у меня глаза совсем закрывались, а в голове с некоторых пор прочно поселилась мысль, бросить бы к черту всю эту свистопляску с расследованием, да оказаться у себя дома.

Когда уже одетая я входила в кухню, мне на пятки по-прежнему наступал Алексей. Притащился следом за мной и с интересом стал наблюдать, как я ставила чайник и лазила по холодильнику в поисках съестных припасов. Его пристальный взгляд от дверного косяка, где он притулился, меня нервировал. Поэтому я и указала ему на стул рядом с окном и столом, садись, мол, чтобы сменил позу, а заодно, надеялась, и от наблюдения за мной отвлекся бы.

– Как приятно видеть твои хлопоты по хозяйству, птичка моя. Так понимаю, сейчас станешь кормить своего мужчину. Правильно. А то я почти истощился. Все силы ты у меня забрала.

Я взглянула на него хмуро, и еще подумала, что мог бы и не надрываться, я бы не была в обиде. Но рассмотрев его более пристально, пришла к выводу что до полного истощения ему было еще очень далеко. Надо было его быстрее выпроваживать из квартиры, от греха подальше. Тем более что ночь закончилась, а преступления совершаются чаще всего именно в это время суток. Это значило, что надобности в нем теперь и вовсе не было.

– Тебе чай или кофе? – спросила, бросив взгляд из-под бровей.

– Утром всегда пью кофе. Черный, без сахара. Запомни, дорогая.

– Есть только бутерброды. Будешь, или так уже пойдешь себе?

– Конечно, буду. Я бы еще от яичницы не отказался. Между прочим, там, в холодильнике, яйца были, я видел.