— Ты сегодня весь день рассеянная, — констатировала Инна, пристально меня разглядывая.

Я мотнула головой и сделала еще один глоток.

После пар мы поехали к Инне. День катился к своему завершению, на улице быстро темнело. Я понимала, что нужно ехать домой… Но осознание, что снова окажусь там одна, заставляло меня упрямо сидеть на Инкиной кухне и пить уже вторую чашку кофе.

— Рассеянная, — выдохнула я.

— Что-то случилось между вами с Громовым?

— Не хочу о нем разговаривать, — вдруг совершенно четко осознала я. — Не хочу, Инн. Лучше ты мне расскажи что-нибудь.

— Что тебе рассказать? — удивилась подруга.

— Что-нибудь хорошее, — улыбнулась я. — Ведь есть в нашей жизни что-то хорошее.

Инка криво ухмыльнулась. Задумчиво повертела стоящую перед ней совсем полную чашку с чаем. А после встала и прошла к шкафу. Вынула оттуда что-то и снова вернулась за стол. Я заметила в её руках небольшой футляр, отделанный синим бархатом.

— Вадим подарил, — сказала Инна, протянув его.

Я открыла и восхищенно ахнула. Безумно красивые сережки в форме полумесяцев, инкрустированные бриллиантами. А в том, что это не фианиты, я была уверена.

Глянула на подругу.

— Что-то ты не рада.

— А чего мне радоваться? — я вернула ей футляр. Она открыла его и как-то совсем безрадостно посмотрела на сережки. — Куда я их надену? На пары? — на губах её снова мелькнула усмешка, только на этот раз наполнена она была безысходностью. — Козельский никогда не пустит меня в свою жизнь. Есть определенная грань, за которую я не смогу перешагнуть, которую для меня перешагнуть невозможно в принципе. Я даже не могу с ним куда-нибудь выйти, — посмотрела на меня с отчаянием. — Алин, понимаешь, я навсегда останусь для него девушкой из эскорт-услуг, и ничто это не изменит.

— Вы познакомились с отцом Макса на… — я недоговорила, смутившись.

Но Инна была куда смелее меня:

— На вечеринке по случаю заключения какого-то офигеть какого выгодного контракта. Меня и еще пару девочек вызвали, чтобы мужчинам было не так скучно. А следующим вечером я уже ужинала с Вадимом наедине, — глянула на меня так, что и без подробностей было понятно, чем они занимались.

Винить Инну я не могла. Человек сам вершит свою судьбу, принимает те решения, которые считает правильными. Как я могла винить подругу, если и сама, вполне возможно, приняла неправильное решение, согласившись работать у Громова?

— Я так понимаю, для тебя он больше, чем просто клиент?

— С чего ты это взяла?

— Иначе тебя бы радовали эти сережки, — кивнула на футляр.

Инна шумно выдохнула, накрыла лицо ладонями и сдавленно заговорила:

— Поначалу я воспринимала его, лишь как возможность хорошо устроиться, — убрала руки, страдальчески посмотрела на меня: — А потом…

— Потом что-то пошло не так. — Коснулась её плеча. Как я её понимала.

— Потом все пошло не так! Одна встреча, потом другая, третья… а потом он предложил снять для меня квартиру.

— И ты отказалась.

— Отказалась. В этот момент до меня и дошло, что я вляпалась. Смотрела на Вадима и понимала — соглашусь, и назад дороги не будет. Я навсегда на себе клеймо поставлю: «содержанка». А я не хочу быть содержанкой, Лина. Не хочу быть его содержанкой! И понимаю, что рано или поздно наши отношения сойдут на нет. Потому что большего он мне предложить не сможет. У него карьера, он собирается идти в политику, хочет добиться влияния. Может быть, даже стать министром. И тут я — черное пятно на его репутации. Естественно, рано или поздно он избавится от меня.

Я слушала монолог Инны, больше походящий на исповедь, и жалела её. Да, жалела, но ей не нужна была моя жалость. И советы мои ей были не нужны. Ей было нужно лишь, чтобы кто-то выслушал её. Молча. Не осуждая. Всегда яркая, легкая, жизнерадостная, она снова предстала передо мной с совсем другой стороны. С той стороны, которая была всегда так искусно скрыта от чужих глаз. В памяти сами собой всплыли строки старой и вечной песни: «Не замечают, как плачет ночами… Та, что идёт по жизни смеясь». Я ведь тоже ничего не замечала. Не замечала до недавнего времени. Лучшая подруга, называется. Дрянь, а не подруга!

— Я просто хочу быть с ним рядом, — глухо договорила Инна. — Я его люблю. Люблю, понимаешь? — неожиданно глаза её наполнились слезами. Второй раз за такой короткий срок я видела ее слезы.

Она всхлипнула, я же, потянувшись к ней, обняла, погладила по темным волосам и успокаивающе проговорила:

— Всё наладится.

— Да ничего уже не наладится, — обняла меня Инна в ответ. — Если бы я просто была молоденькой студенткой — одна проблема, но решаемая. А тут… студентка, работающая в эскорте…

— Но если бы не твоя работа, ты бы с ним никогда и не встретилась. А если бы встретилась, он бы, может быть, даже не взглянул в твою сторону. Сейчас у тебя, по крайней мере, есть возможность быть с тем, кого ты любишь. Используй её.

— Предлагаешь всё же стать его содержанкой? — всхлипнув, Инна отстранилась и, хмуря лоб, глянула на меня. Она даже сейчас была красивой. Женщина, умеющая красиво плакать.

У меня так никогда не выходило: сопли, красный нос, пятна на щеках.

— Нет, конечно! Стать для него той, которую он не сможет отпустить, — улыбнулась я.

— Той, которую он не сможет отпустить… — повторила Инна, глядя куда-то мимо. — А знаешь, — снова на меня. — Ты права.

Минутную слабость сменила решимость. Наверное, в давние времена именно такие, как она, становились отважными амазонками. И именно такие, как она, потом с позором покидали свое племя, ведомые голосом не разума — сердца. Сердце… Моё собственное тоже предало меня.

— Конечно, права, — хмыкнула и хотела добавить, что всегда права, но, увы, это было бы откровенной ложью.

— Алин, ты прости меня, — вздохнула Инна. — Прости, что я все рассказала Вадиму. Я правда хотела, как лучше. Макс — редкостный мерзавец. Его отец не такой, и он искренне желает тебе помочь.

— Тоже предложит мне снять квартиру? — попыталась отшутиться я, не настроенная снова обсуждать это.

— Возможно, и предложит, — совершенно серьезно сказала Инна. — Только вот у тебя, в отличие от меня, есть шанс стать частью его семьи. А за свою семью Вадим Козельский будет сражаться до конца.

— Мне не нужно это, — мотнула головой.

— Но ты мать его внука. Он переживает за тебя.

— Пусть за сына своего переживает, — поджав губы, я кинула раздраженный взгляд на Инну.

— Макс пройдет лечение в частной клинике. Вадим поставил ему ультиматум — либо так, либо он лишает его наследства.

— И Максим, конечно же, согласился. — Как же он без папочкиных денег! И дня ведь не проживет.