Изабелла предпочитала не задавать себе вопрос, почему же папочка отказался от собственной дочери. Ей гораздо больше нравилась история, которую она сама придумала. Мамуля сбежала из дома, вышла замуж за принца, скрывает от него мать и дочь, но помнит и любит их.

История постоянно обрастала новыми деталями, и под каждую из них Изабелла мастерила новый наряд — целомудренный костюм женщины-пекаря (когда мамочка была вынуждена бежать из дома, она устроилась работать в булочную), кокетливый наряд горничной (когда из булочной ее взяли во дворец), роскошное бальное платье (когда принц в нее влюбился), умопомрачительной красоты свадебное убранство (в самый торжественный день).

Так продолжалось до семи лет, пока бабушка, совершенно случайно, освободившись от срочных дел, не заглянула на половину внучки, где застала ту с ниткой и иголкой в руках.

Дальнейшее Изабелла помнила смутно. Все ее куклы и наряды, которые она так тщательно мастерила, были выброшены в окно. Бабушка созвала прислугу и при Изабелле, забившейся в угол, строго-настрого запретила таскать девчонке ткань и давать ей в руки ножницы и нитку с иголкой. Если она еще раз это увидит — все тут же будут уволены.

Позже, когда гроза миновала, а Изабелла так и сидела в углу комнаты, прикрывшись занавеской и стараясь стать невидимой, в глубине души пытаясь отойти от шока и залатать кровавые раны, нанесенные ее загубленным творчеством, бабушка снова пришла к ней.

Подняла на руки легкую, словно невесомая органза, из которой она шила бальное платье для мамочки, Изабеллу и понесла ее к себе в комнату. Раньше Изабелла никогда там не бывала. Строгая бабушка не выносила шума и запрещала внучке приближаться к ее покоям. Поэтому для Изабеллы все было в новинку. Она словно открыла дверь в зазеркалье и приготовилась встретить там чудеса.

Но все оказалось намного прозаичнее. Комната ничем не напоминала покои пожилой женщины. Никаких кроватей с кружевными покрывалами, зеркал и гардеробов. Это был кабинет. Настоящий мужской кабинет. Темный, давящий, наводящий ужас на возможных посетителей. Изабелле показалось, что она попала в страну, где мебель ожила. Вот массивный дубовый стол, похожий на огромного гиппопотама, неповоротливого и ленивого. Но стоит ему открыть рот-шкафчик, как он мигом проглотит долговые расписки, кровно связанные с десятками жителей города. Вот низкие шкафы, в которых хранились документы. Они напоминали львов, дремлющих в тишине с сытым набитым брюхом, в глубине которого переваривались миллионы. Вот бюро — настоящий слон, стоит ему чуть-чуть повернуться, легонько взмахнуть хоботом, как росчерком пера, и чья-нибудь жизнь будет пущена с аукциона. Изабеллу затрясло — ей хотелось убежать из этой комнаты, спрятаться за занавеской и вновь погрузиться в фантазии, придумывая наряды вымышленным куклам. Бабушка бы этого не одобрила, как и не смогла бы у нее этого отнять. Это был первый протест маленькой хрупкой девочки, похожей на ангелочка с коробки печенья, которую выставляла в канун Рождества добрая булочница в витрине своего магазинчика. Изабелла лишь могла мечтать об этом печенье — бабушка не была сторонником «излишеств», но девочка не сомневалась, что оно просто божественно на вкус и пахнет, как маленький младенец Иисус. Для Изабеллы вкус печенья и был вкусом свободы. У нее будет крошечная частичка себя, которую бабушка отнять не сможет.

Сейчас же она посадила девочку на огромный стул возле слоноподобного стола. Та моментально съежилась от ужаса, свернувшись клубочком в уголке гигантского стула, рассчитанного на тяжелую, массивную бабушку. Та тем временем залезла в пасть шкафа-льва, шурша черной юбкой из самого дешевого материала. Бабушка носила ее годами, и Изабелла не знала, есть ли у нее другие наряды. При всем своем богатом воображении она не могла представить эту дородную, бледную, как квашня, и ужасно некрасивую женщину ни в чем другом, кроме вдовьего наряда — черной юбки, строгой черной блузки и извечного черного чепца. Также бабушка носила башмаки на прочной деревянной подошве. С ними она тоже не расставалась. Их было выгодно чинить, а звук их стука по старому дубовому полу наводил ужас на челядь.

Бабушка развернулась. В руках у нее была небольшая книга в твердом переплете. Она бросила суровый взгляд на внучку, белый клубочек в углу массивного стула.

— Сядь нормально. Ты Довнар, а не девка-поломойщица. Пора тебе уже заняться делом.

Шурша юбками, старая женщина подошла к столу и положила перед внучкой книгу. Открыла на первой странице, любовно провела рукой по тонкому пергаменту.

— Это моя азбука. Я буду учить тебя чтению и арифметике.

С тех пор жизнь маленький Изабеллы из мира зефирных фантазий, сотканных из газа и гипюра, перенеслась во вселенную, где существовали лишь казармы с казенным сукном. Каждый день, с семи до девяти утра и с семи до девяти вечера, бабушка занималась с Изабеллой. За малейшей оплошностью незамедлительно следовал звук, рассекающий воздух вокруг маленькой девочки и неизменно оставляющий полосу ожога на тоненьких пальчиках.

Плакать девочка не смела, лишь ниже опускала голову, в которой никак не желали оседать буквы и цифры. Бабушка толковала ей про сложение и вычитание, а она мысленно одевала принца с принцессой на свадебный пир. Придумала даже платье для крошечной подружки невесты. Бабушкина указка, оставлявшая с каждым разом все более глубокие раны на тоненьких, как иголочки, пальчиках, не помогала знаниям усваиваться, а ее грозные окрики напрочь лишали маленькую Изабеллу способности сопротивляться. Девочка уяснила: стоит хотя бы словом возразить — будет еще хуже. Поэтому она покорно сносила удары судьбы и надеялась, что когда-нибудь ей повезет.

И ей действительно повезло. Бабушка умерла, когда Изабелле исполнилось пятнадцать. За пару лет до этого она оставила всяческие надежды на то, что внучка сможет управлять ее земельной империей, и наняла Антонио. Тот был смышленым молодым человеком — загорелым и скользким, похожим на угря, ненароком заплывшего из вод теплого океана в холодное болото.

Антонио походил на кинозвезду — высокий, гибкий, кудрявый, с белоснежной улыбкой и огромным любящим сердцем. Больше всего на свете Антонио любил деньги. Он был очень сообразительным и экономным. Даже из старых погнувшихся вилок он умудрялся сооружать подставки для яиц.

Бабка наняла его после первого же собеседования. Тогда очередь из желающих управлять земельной империей Довнар выстроилась на две улицы, хвост огибал доходный дом и опускался в реку.

Всем соискателям бабушка предлагала три конфеты к чаю. Большинство отказывалось от угощения, некоторые из вежливости брали одну, и только Антонио забрал все три, после чего бабка выложила на стол договор.

Она не прогадала. Антонио оказался еще более ловким и беспринципным, чем она. Спустя год он уже запустил лапу в соседний регион и урвал необычайно жирный кусок недвижимости, выведя бабкину империю на принципиально новый уровень. От избытка радости та и померла.

Антонио появился в розовом доме три часа спустя. Разжившись цветами, росшими на небольшой клумбе возле порога, он принес юной Изабелле свои соболезнования вместе с документами на подпись. В обмен на одно движение руки она получала пять метров золотистой парчи, коробку печенья из булочной, набор иголок и все время мира на то, чтобы заниматься любимым делом. Девушка не колебалась ни секунды.