– Но вы же не единожды подключались к ноутбуку Григория?

Информатик нехотя, но все же кивнул.

Вид у него был при этом такой смущенный, что Фима догадалась:

– Тайная съемка велась постоянно?

Снова короткий кивок.

– И как долго это продолжалось?

– Почти два месяца.

Почти всю первую четверть!

– На педсовете по случаю начала учебного года я впервые увидел Григория. А уже второго сентября ко мне подошла Анна Семеновна и поделилась своей тревогой. Ей пришлось взять сына к себе на работу, но восторга по этому поводу она совсем не испытывала. И даже напротив, она была напряжена и постоянно твердила, что боится, как бы сынок чего-нибудь не натворил.

– И попросила вас следить за ним.

– Она была так настойчива, что я не мог ей отказать.

– Скажите, а за два месяца вашей слежки вам удалось накропать на Григория какой-нибудь компромат?

– Нет, ничего такого. Он вел себя вполне прилично.

– Ничего подозрительного?

– Насколько я могу судить, ничего.

– А эти записи сохранились? Могу я на них взглянуть?

Питон Владимирович заверил, что будет рад предоставить всю необходимую информацию следствию.

– Я могу рассчитывать, что мое сотрудничество будет оценено?

– В принципе, вы ничего плохого не сделали. Вы следили за сыном по просьбе его матери. Это внутрисемейные отношения, если они не имеют под собой корыстной или криминальной цели, то уголовный розыск не вправе ими заниматься.

– О! Вы сняли камень с моей души!

На этом они с информатиком и простились. Фима пообещала, что никаких санкций к нему со стороны следствия применено не будет. А Питон Владимирович пообещал, что будет держать язык за зубами и никому, включая Анну Семеновну, не проговорится о том, что записи он добровольно сдал следствию.

– У меня к вам будет просьба: если Анна Семеновна спросит, скажите, что записи я вам отдавать не хотел.

– Вам так важно сохранить ее хорошее расположение?

– Даже не представляете, насколько это для меня важно!

Выходя из школы, Фима на первом этаже столкнулась с тем самым седовласым худым и высоким преподавателем химии, которого она уже встречала во время своего предыдущего визита в эту школу. Фима его сразу узнала, и, как ей показалось, он тоже. Во всяком случае, он стрельнул в ее сторону быстрым цепким взглядом, но тут же переключился на свою спутницу. На этот раз с ним снова была молоденькая учительница. Но не та жертва тирании своих учеников, а другая, которая и выглядела, и держалась куда более уверенно.

Это была невысокая, склонная к полноте брюнетка, которая возмущенно говорила:

– Как хотите, а я поставлю вопрос о переводе Ковалева от нас в другое учебное заведение.

– И куда же вы надеетесь его пристроить? Если он не захочет уйти сам, то исключить его будет практически невозможно. Это закон.

– Значит, нужно заставить его совершить поступок, который поставит его вне этого закона.

– Провокация?

– А что еще нам остается? Это же форменный садист, ему место в специнтернате за железными решетками!

И, взяв коллегу под локоть, она ласково произнесла:

– Валерий Павлович, милый вы наш, да на вас вся наша надежда! Я верю в вас. Вы один в состоянии придумать, как избавить весь наш коллектив от малолетнего преступника!

И хотя она вроде бы действовала чуть тоньше, чем предыдущая учительница, в гости не зазывала, но и ее посыл был совершенно ясен. Она пыталась охмурить седовласого коллегу, взывая к его мужскому самолюбию. Мол, какой вы героический и умный, без вас мы все попросту пропадем. Учительница увела своего коллегу, а Фима с недоумением посмотрела им вслед.

– На что он им всем тут сдался!

Самой Фиме химик совсем не понравился. Несмотря на безупречные манеры и идеальный внешний вид, было в нем что-то неприятное.

Поразмыслив, Фима пришла к выводу, что в первую очередь ей не нравятся глаза этого человека. В них был даже не холод, а настоящий лед. Неудивительно, что на его уроках царит безупречная тишина. Дети боятся этого типа до жути. Она и сама боялась бы, окажись его ученицей. И Фима совершенно не понимала, почему молодые учительницы этого холода в мужчине не замечают. Впрочем, это ведь была школа, и мужчин тут было мало, с некоторыми их недостатками дамам, желающим устроить свою личную жизнь, приходилось мириться.

Сегодня Анна Семеновна находилась по служебной необходимости в здании начальной школы, куда Фима и отправилась. Ей хотелось получить ответы на несколько вопросов. И главным был тот, зачем женщине было нужно следить за своим сыном? В чем именно она его подозревала? Неужели только в неумеренном желании распустить руки после принятия стопки спиртного?

– Не может быть, чтобы все было так просто.

Оказалось, что все-таки да. Но сама Анна Семеновна не видела ничего особенного в слежке за сыном.

– А что тут такого ужасного, если я даже и попросила проследить за Гришей? Должна же я была быть уверена в том, что он честно выполняет наш с ним договор.

– Какой договор?

– Ему нужно было трудоустроиться, это было обязательным условием вынесенного ему судебного постановления. Дело в том, что Гриша умудрился поссориться с судьей.

– Поссориться?

– Ну, они подрались. Верней, Гриша его поколотил. Но так как судья был его близким приятелем, то они договорились так. Гриша работает, ведет примерный образ жизни, не пьет, и уголовное дело против него не будет возбуждено. Григорий согласился, сделка показалась ему справедливой, но он сразу же столкнулся с проблемой. Нигде на работу его не брали. И я пошла на жертву, уговорив на свой страх и риск взять Гришу к нам. Но я, в свою очередь, поставила ему еще более жесткое условие: он должен закодироваться от алкоголя и не брать в рот ни капли. Буквально ни капли! А так как он и раньше много раз давал мне такое обещание, а затем его нарушал, то я предупредила, что буду следить за ним очень внимательно.

– И поселили его к Ольге! Хотели, чтобы она за ним следила?

– Сначала я так и думала. Но потом поняла, что не могу надеяться в этом плане на искренность Оли. И обратилась за помощью к Питону Владимировичу. Я дала слово сыну, что не оставлю его без присмотра, и, как понимаете, слово свое сдержала. Это было необходимо! Одно дело, когда Григорий лгал мне, но совсем другое, если бы от его поведения пострадала репутация нашей школы. Этого я не могла допустить. Я и так пошла на очень большой риск из-за сына.

Дальше Анна Семеновна рассказала, как ей не повезло в жизни. Какой неудачный выбор сделала она в молодости, остановив свой взгляд на отце Григория.

– Внешне он производил вполне приятное впечатление. Был воспитан, сдержан и учтив. Он происходил из хорошей семьи, единственное, что должно было меня насторожить, так это его нежелание говорить на тему собственного отца. Того не было, и никто не хотел объяснить мне, что это был за человек. Это уже потом я узнала, что он был неуправляемым тираном, избивавшим жену и маленького сына и однажды чуть совсем не убившим их. После этого он устыдился и исчез из их жизни. Так что вроде бы и говорить было не о чем, но вся беда, что этот порок невоздержанности во хмелю передался по наследству моему мужу, а от него, увы, перешел к Грише. Так-то он всем хорош, но алкоголь делает его необузданным дикарем, у которого на пути лучше не становиться.

– Да, это я заметила.

– Гриша думал, что я просила Ольгу присмотреть за ним. Так оно и было, но на всякий случай я решила продублировать слежку. И оказалось, что была права. Ольга поступила очень глупо. Невзирая на мои неоднократные предупреждения, она влюбилась в Гришу, вступила с ним в интимную связь и перестала быть надежным осведомителем.

– То есть у Ольги с вашим сыном все-таки был роман?

– Был. Это что-то меняет?

Фима молчала. Она и сама не знала, что ей ответить.

– А куда Ольга сбежала? Она жива? Вы поддерживаете с ней связь?

– С ней все в порядке.

– И где она?

Анна Семеновна колебалась.

– В создавшейся ситуации укрывательство главной свидетельницы будет считаться