никогда не принимавший решений, даже тех, что касались меня, имел право выбора.

– Хорошо.

– Хорошо?

Паргелия был ошарашен: он думал, чем еще меня убедить, сунул руку в карман, за деньгами, наверное, как за последним аргументом, и был ошарашен моей сговорчивостью.

– Хорошо, конечно. Берите его и пойдем.

Я подумал о небольшом участке в западной части, тридцать квадратных метров от силы, рядом с землей, отведенной под новые могилы.

Корабельный плотник прикрыл мордочку Маркантонио зеленым платком, и мы вышли.

Я захватил из подсобки лопату и, прибыв на место, стал рыть яму. Маркантонио меня остановил:

– Это моя работа.

Бережно положил собачку на землю.

Когда ему показалось, что яма достаточно глубока, он молча грязными руками взял зеленый сверток и бережно положил его внутрь. Застыл на мгновение, бросил последний взгляд и стал закапывать. Выровнял землю подошвами. Посмотрел в сторону ближайших могил, увидел букет с белыми хризантемами.

– По-вашему, можно взять одну?

Я промолчал. Паргелия принес цветок и возложил его на свежий могильный холмик. Глаза его были влажными, голос взволнован.

– По-вашему, у животных есть душа? То есть, встречусь ли я с ним там?

Неожиданный вопрос.

Я ответил, подумав:

– Господь наказал Ною сохранить не людей, а животных. И если он пропустил их в ковчег спасения, то потому, что в каждом из них была частица его живительного духа. Может, не в таком размере, как у нас, но то, что она есть, для меня бесспорно.

Паргелия выслушал меня молча, глядя на могильный цветок.

– Не знаю, как будет дальше, но знаю, что я вас о многом просил и вы мне многое дали. Можно еще одну просьбу, последнюю?

– Слушаю вас.

– Вы моложе меня, и, если планы будут соблюдаться, я умру раньше вас, как моя покойная жена, которая была на год старше меня. Когда подойдет мое время и вы еще будете здесь, похороните меня рядом с моей собакой, на границе между людьми и животными. Мы и так живем по разные стороны границ, но достаточно протянуть руку, чтобы все преграды и границы исчезли. Можно я зарезервирую для себя эти два метра? За деньги…

– Не могу обещать, но если я еще буду здесь и место будет не занято…

– Можно купить его немедленно?

– Для этого надо идти в мэрию.

– Завтра же не откладывая схожу.

Он ушел в слезах, душа его хромала, как у всех, кто потерял частицу себя.

13

На следующее утро я открыл «Положение о порядке эксплуатации и содержания кладбища на территории города». Статья 43 гласила: «На территории кладбища категорически запрещается захоронение собак и (или) других домашних животных». Я взял ручку, поставил астериск и сделал примечание: «Статья 43bis. За исключением случаев, когда хранитель кладбища сочтет такие захоронения уместными».

Закрыл фолиант, сунул в ящик стола и вышел. Через пару минут увидел приезжего с кожаной черной сумкой, входящего на кладбище.

Памятуя о скандале и угрозах Пьетрафитты, я решил с ним поговорить.

Последовал за ним на расстоянии. Когда он остановился перед рядом семейных склепов в южной, малопосещаемой части кладбища, я счел, что момент подходящий.

Со своей утиной походкой, срезая углы, я в считаные минуты подошел к нему сзади, со спины. Через плечо заглянул в его тетрадку, увидел несколько замысловатых знаков. Он сразу же ее закрыл.

Я прихватил с собой секатор и пустой мешок, чтобы мое появление выглядело оправданным.

– Добрый день.

– Здравствуйте, – ответил он, закрывая сумку, которую успел приоткрыть. Он не ожидал моего появления.

– Простите за беспокойство, но вы ведь не здешний, не из Тимпамары… Навещаете кого-то из родных?

– Нет, мне просто нравятся кладбища. Не думаю, что это проблема…

– Не сочтите меня бестактным, можно задать вам вопрос?

– Валяйте. Вы же здесь хозяин дома.

– Вы – музыкант? – спросил я, подходя к кусту, чтобы срезать сухую ветку.

Он посмотрел на меня удивленно.

– Я вижу, вы всегда надеваете наушники.

Незнакомец слегка улыбнулся:

– Мда, музыкант… оно было бы лучше.

– Лучше чего?

– Того, что я делаю.

– И что же вы делаете?

Он наклонился и положил в боковой карман сумки свою тетрадку.

– То, что делают с наушниками… слушаю.

– Вы любите писать под музыку? Вы – поэт?

– Нет, я не поэт. Слушаю, потому что мне нравится слушать.

– Наверное, классическую музыку…

– Нет, звуки, просто звуки.

Я ждал продолжения, но он стал рыться в боковом кармане.

– Вы бросаетесь в глаза здешним людям. Никто не приходит сюда с таким саквояжем, не задерживается у чужих могил, не надевает наушники. Вас заметили и уже приходили за разъяснениями.

– На меня жаловались?

– Один, по правде говоря, да.

– Наверное, тот господин, который обругал меня в прошлый раз, но я ничего плохого не делаю.

– Он может быть не единственным. Согласитесь, это не совсем обычно… здесь, на кладбище…

– Вы правы, но я никому не мешаю.

– Мне – нет, а какому-нибудь мнительному родственнику, похоже, что да.

– Иными словами, вы просите меня не показываться здесь?

– Ну что вы, просто будьте осмотрительны.

– Постараюсь.

Он не сдвинулся с места, дождался, пока я уйду, и только я скрылся, как он открыл сумку и надел наушники. Он не заметил, что я за ним наблюдаю, скрывшись за высокой стеною склепа.

В подсобке я застал Марфаро, он ждал моего прихода:

– Хочу предложить вам дельце.

– Кому – мне?

– С таким, как вы, можно смело основать компанию.

– Вы в этом совершенно уверены?

– Как и в том, что все мы смертны. Прошлый раз, когда я был у вас в библиотеке, меня осенила мысль.

Я все еще помнил вопрос, который он мне задал: где в Тимпамаре можно купить книгу?..

– Знаете первый закон рынка?

– Я в экономике мало смыслю.

– Заполнить пустоту. Если чего-то нет, его надо поставить.

– Я, кажется, представляю, о чем вы говорите.

– Разве не отличная мысль?

– В общем и целом – да, но только не в Тимпамаре…

– Почему? Все, кто приходят к вам в библиотеку, будут покупать у нас книги.

– А вам не кажется, что они приходят сюда, потому что им не на что их купить?

Мой ответ его обескуражил.

– Об этом я не подумал.

Он был разочарован и в этом нерадостном настроении загрузил мотокар траурными венками.

– Да, кстати, Джоконда, учительница, приказала долго жить, – сказал он отъезжая.

Когда я, бывало, думал о ней, в памяти всплывало ее лицо, каким я видел его в последний раз на выпускном вечере; она разговаривала с моим дядей, сожалея, что я не смогу продолжить дальше образование в университете, потому что таких талантливых