– Ты ведь, черт побери, готовил на всю роту, – прорычал фельдфебель. – Не будешь же ты мне говорить, что знал заранее, что мы потеряем треть наших людей!

– Я же не виноват, что вы обжираетесь, как свиньи?

– Ладно, если больше нет фасоли, как насчет шоколада? – спросил Фогт. – В конце концов, нам полагаются шоколадные пайки.

– Это меня не касается, – проворчал повар. – Спросите об этом у сержанта, ведающего снабжением.

Несколько позднее пришел сержант-снабженец, вздорный тип с лицом как у Щелкунчика, объявивший, что мы можем получить свой шоколад.

– Но только по одной плитке каждому – и не думайте, что вы также получите порцию убитых!

По этому поводу было много недовольного ропота, и как только сержант повернулся к нам спиной, раздражение выплеснулось наружу:

– Опять, как всегда, повторяется та же самая пакость. Как только у нас убитые, эта свинья придерживает у себя их пайки.

– Так всегда с шоколадом и сигаретами.

– А что, думаете, эти зажравшиеся типы делают с ними? Набивают свое брюхо, пока мы маемся в своих окопах.

– Зря вы тут ерепенитесь, – заикаясь проговорил повар. – Если вас услышит старик, хлопот не оберешься.

– Заткни пасть, ты, жирный боров! В следующий раз, если сваришь мало, сам попадешь в котел. Ты тут долго откармливался.

В тот же день ближе к вечеру зашел полевой хирург и спросил, нет ли у кого каких-нибудь жалоб. Я записался: у меня что-то было со ступнями.

В санях на лошади нас доставили в штаб батальона. Там было полно народу, и нам пришлось долго ждать.

После нескольких попыток мне удалось снять сапоги. Когда я стянул носки, к ним прилипли большие лоскуты кожи. Пальцы ног были сплошь в волдырях, а пятки – Боже Всемогущий, что за вид! Гниющая открытая рана, почти черная, но не кровоточащая.

Солдат рядом со мной зажал нос.

– Приятель! – воскликнул он. – Ты уже гниешь! Парень, ну и вонь!

Затем фельдшер осмотрел меня. Кусок за куском, очень осторожно, он удалил остатки кожи с моих ступней.

– Кем работаешь? – спросил он меня.

– Я поступил в армию сразу после школы, господин фельдшер, – ответил я.

– Гм-м, – только и произнес он в ответ.

Что это он делает, думал я, когда он погрузил щипцы глубоко в мою пятку.

– Что-нибудь чувствуешь? – спросил он.

– Совсем немного.

– Ну, возможно, тебе все-таки повезло, – пробормотал он.

Теперь я и в самом деле забеспокоился. Одно утешало: по крайней мере, хоть какое-то время я не буду участником этой проклятой гонки.

Медик сказал мне, что принесет мне мой ранец на следующий день, – я ведь все равно никуда не денусь до этого времени.

– Сообщи Францлу Ульмеру, ладно? – попросил я его.

Из-за того, что полевой госпиталь был переполнен, меня поместили в комнату небольшого базового подразделения. Первым, кого я там увидел, был Кортен, парень с забинтованной головой. Он рассматривал какие-то фотографии и разговаривал с парнем с волосами цвета соломы, который выглядел как кинозвезда.

– А ты что здесь делаешь? – воскликнул он. – Я думал, ты на фронте!

Я рассказал ему о своем обморожении и о том, что меня госпитализируют.

Когда я стал рассказывать ему о Зандере, он печально покачал головой.

– Значит, он все-таки не избежал смерти. Мы думали, что его пули не берут. Если хочешь знать мое мнение, старина Зандер считал себя образцовым воином. Он вел себя довольно необычно в последние дни.

– А кто этот Зандер? – спросил блондин. – Ты имеешь в виду парня с Железным крестом 1-го класса, того самого, которого захватили русские вместе с лейтенантом Штраубом?

– Как так?! – воскликнул я. – Эти двое были в плену у русских?

– Совершенно верно, – сказал Кортен. – Всего пару дней. Потом они сделали пролом и пробились обратно на наши позиции. Должно быть, натерпелись страху.

– Что за человек был этот Зандер? – спросил я.

– Я никогда не мог его понять, – ответил Кортен. – Но одно ясно: он не был нытиком, как можно было бы подумать из-за его постоянных жалоб на боль в животе. То, как он заставлял всех вас, новичков, нервничать, было очень характерно для него. Странное чувство юмора.

– А не он ли однажды спас Штраубу жизнь? – вставил «кинозвезда».

– Верно. Но, понимаешь, в том-то и дело. В решающий момент всегда можно было рассчитывать на старину Зандера. Он совершил и много других подвигов. Наберется целая толпа парней, которые положились бы на Зандера.

– Чем он занимался – я имею в виду, до этой проклятой войны?

– Ты не поверишь, но он был этим чертовым художником. Как-то он показал мне свои рисунки. На них были изображены валяющиеся повсюду убитые солдаты, их ужасно обезображенные тела, от которых мурашки бегут по коже. Я был просто потрясен, но, когда я сказал ему об этом, он только усмехнулся. Но я знаю одно: старина Зандер ненавидел войну гораздо сильнее, чем кто-либо из нас.

Наш разговор перешел к теме об увольнительных и девушках. Кортен показал мне фотографию: просто красавица, в форме медика Красного Креста.

– Это невеста Ралла.

Красавец Ралл гордо улыбнулся, демонстрируя белые, ровные зубы.

– Скажи, хороша, правда? – заключил Кортен. – И все равно этот негодник волочится за каждой юбкой.

В нашем доме жили двое русских – муж и жена. Ему было лет пятьдесят. Это был маленький, глуповатый мужичонка с длинной серой бородой. Его жена была круглой, как бочка, и с лицом гориллы. Они оба спали на лавке возле печки. Лавка была длинной и узкой, поэтому они не помещались рядом, а лежали голова к ногам.

Ночью мне понадобилось в уборную. Была кромешная тьма, и я зажег спичку. Люди лежали как попало, и приходилось быть осторожным, чтобы не наступить на кого-нибудь. Зажег другую спичку – и что я вижу?

Пузатая, маленькая женщина и старина Ралл лежали, крепко обнявшись. Он уцепился за эту бабу, как за свою драгоценную жизнь, так, чтобы не свалиться с узкой лавки. А старый бородач был у них в ногах и спал сном праведника…

К утру я услышал шум: двое русских выясняли отношения. Наконец, женщина взяла корзину, побросала в нее кое-какие вещи, смущенно улыбнулась и ушла.

– Он выгнал старую суку, – сказал человек, немного знавший русский.

– Что он ей сказал?

– Ну, нес всякую ерунду о грязных делах.

– О каких грязных делах?

– Понятия не имею. Он не сказал, что это.

Значит, старикан все-таки не так быстро заснул! Я, конечно, держал рот на замке. Что до Ралла, тот изображал чистую невинность.