Кабинет эксперта слегка напоминал лабораторию средневекового алхимика. В ней царила такая же загадочная полутьма, поскольку окна были задернуты плотными пыльными шторами. На столе стояли колбы и реторты с разноцветными жидкостями, коробки и склянки с подозрительными порошками и составами, на почетном месте красовался старинный медный микроскоп.

— Простите, я не расслышал вашего имени-отчества! — проговорил эксперт, вежливо придвигая Надежде Николаевне стул с порванной обивкой.

Возможно, этот стул помнил еще суровые годы войны и столь же трудные послевоенные годы.

— Надежда Николаевна! — представилась та, опасливо садясь на этот сомнительный памятник отечественной мебельной промышленности.

Стул ревматически заскрипел, зашатался, но устоял, как многие его ровесники, которые постоянно скрипят и жалуются на здоровье, но тянут лямку лучше молодых.

— А я — Пифагор Ипполитович, — ответил ей Дроздовский.

— Как? — не сдержала удивления Надежда.

— Пифагор Ипполитович, — печально повторил эксперт. — Понимаете, мой покойный папа был школьным учителем математики…

— Бывает, — вздохнула Надежда. — Ну что же, по крайней мере красивое имя… и не слишком распространенное. Бывает и хуже. Отец одной моей бывшей сослуживицы работал в системе здравоохранения и назвал свою дочь Гигиеной. А невнимательная сотрудница ЗАГСа пропустила две буквы и записала девочку Гиеной. Представляете — Гиена Львовна Собакина… как только она дожила до совершеннолетия, разумеется, поменяла имя и стала Евгенией Львовной… Так вы мне обещали какой-то состав, который снимет эту дрянь с моих рук…

— Да, конечно! — Пифагор Ипполитович достал из ящика стола небольшой флакон с прозрачной жидкостью, капнул немножко на ватный тампон и подал Надежде.

Запахло резко и неприятно, но черная краска мгновенно отошла от пальцев.

Сам эксперт тем временем налил немного той же жидкости на лист промокательной бумаги, приложил его к испорченному отчету и прокатал по нему пресс-папье.

— Вообще-то я хотел вас кое о чем попросить, — проговорил он, сняв промокашку и с удовлетворением разглядывая спасенный отчет. — Мне нужно снять отпечатки пальцев у вашей подруги, Галины Ильиничны. Не могли бы вы попросить ее прийти ко мне?

— Совершенно исключено! — выпалила Надежда. — Галина… она никуда не выходит, ни под каким видом!

— Даже в милицию? — недоверчиво переспросил ее Пифагор Ипполитович.

— Даже в прокуратуру! Ей врач справку дал, что ей предписан строгий постельный режим, так что она имеет законное право игнорировать любые повестки. Подозреваю, даже если пансионат загорится, она все равно не покинет свой номер. Пожарным придется выносить ее из комнаты под общим наркозом.

— Что же делать? — проговорил эксперт и схватился за голову. — Меня начальство съест с потрохами! Я в этом отделении еще совсем недавно работаю, и меня здесь почему-то не любят.

— Это я заметила, — согласилась Надежда.

— Меня так и норовят на чем-нибудь подловить, и если я не смогу получить отпечатки вашей подруги…

Надежде почему-то захотелось чем-нибудь помочь этому нескладному и невезучему человеку.

— Вот что, — проговорила она после непродолжительного раздумья. — А может быть, вы зайдете к нам в пансионат со своим чемоданчиком и снимете отпечатки Галины прямо на месте?

— А почему бы и нет? — оживился эксперт. — Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе!

— Только не забудьте ваш флакончик с пятновыводителем!

Через полчаса они с Пифагором стояли перед дверью номера.

Надежда постучала в дверь условленным стуком, но Галина все равно спросила, прежде чем открыть:

— Надя, это ты?

— Я, но только я не одна! — честно ответила Надежда.

— Как — не одна? — В голосе подруги прозвучал ужас. — Ты же знаешь, я никого не принимаю…

— Это сотрудник милиции, — попыталась Надежда вразумить ее.

— Да хоть папа римский!

— Галка, прекрати! Открой! Я с трудом уговорила его прийти к тебе, а не вызывать тебя повесткой! Если сейчас ты его отфутболишь, завтра тебя отведут в милицию под конвоем.

За дверью послушалось недовольное ворчание, но наконец Галина все же открыла.

Она стояла перед дверью, закрыв нижнюю часть лица воротником халата, и неприветливо смотрела на гостя.

— Это Пифагор Ипполитович, — представила Надежда эксперта. — Он любезно согласился прийти к тебе и прямо здесь, на месте, снять отпечатки твоих пальцев.

— Как?! — переспросила Галя. — Пифагор? — При этом она отчего-то внимательно уставилась на брюки эксперта. Видимо, у нее в памяти всплыло застрявшее там со школьных лет утверждение: «Пифагоровы штаны на все стороны равны».

— Мой отец был учителем математики, — привычно пояснил тот и открыл свой чемоданчик. — Я постараюсь не слишком вас задержать. Процедура не слишком приятная, но необременительная…

— Не понимаю, зачем вообще это нужно? — ворчала Галина, предоставив свою руку в распоряжение гостя.

— К сожалению, таков порядок! — объяснял Пифагор, оттискивая ее пальцы на своих карточках. — Я должен снять отпечатки у всех, кто так или иначе связан с этим преступлением, чтобы потом сравнить их с отпечатками на вещдоках…

— На чем? — переспросила Галина.

— На вещественных доказательствах. В частности, на сумке, которую нашли на трупе…

— Но ведь на этой сумке точно будут мои отпечатки, раз это моя сумка! — недоуменно проговорила Галя.

— Ну конечно. Вот мы ваши отпечатки отсеем, а те, которые останутся, проверим по нашей базе данных. Вдруг они в этой базе уже имеются. Такой порядок! — ответил эксперт, оттиснув последний палец. — Вообще отпечатки пальцев могут очень многое сказать о человеке. Есть даже способ гадания по отпечаткам пальцев…

— Да что вы! — заинтересовалась Галина. — Никогда о таком не слышала! Гадание на кофейной гуще знаю, гаданием на картах сама иногда балуюсь, на бобах — слышала, но про гадание по отпечаткам пальцев… такое слышу первый раз!

— Ну, не столько по отпечаткам пальцев, сколько по тому месту, где ваши отпечатки нашли.

— Это как?

— Ну скажем, если ваши отпечатки нашли на банке с клубничным вареньем — значит, вы ребенок; если на рубашке — любите плов и жирную курицу; если на рюкзаке — вам свойственна охота к перемене мест; если на сейфе — вы не ищете в жизни легких путей; если на клавишах рояля — вы человек трудный в общении, соседи от вас стонут; на записной книжке мужа — вы женщина смелая и любознательная; если на книге Горького «Мать» — вы мазохист…

— Да ладно вам, — проговорила Галина, рассмеявшись. — Я думала, вы это серьезно…

— А что вы думаете? — Пифагор Ипполитович сложил свои инструменты и убрал их в чемоданчик. — Дактилоскопия — это очень серьезно! От нее часто зависит человеческая судьба! И доложу вам, такие истории иногда случаются…