ей казалось, что прошли часы. Оказавшись на той стороне, он обернулся и показал Лешке средний палец.

— Ну шо, щегол? Давай меняй подгузники и шагай сюда. И ты, Дашка, тоже. Давайте, не подводите меня. Клянусь, если сейчас зассыте — всю жизнь будете жалеть.

Даша с Лешкой переглянулись. Он снял рюкзак, протянул Даше.

— Ща залезу, подашь мне, ладно?

Даша взяла рюкзак, — он был тяжелее, чем казалось на вид. Поляков протиснулся между плитами и медленно, осторожно, словно шел сквозь заминированную территорию, стал двигаться дальше.

— Да не трухай ты так, арматурины намертво застряли, я проверил, хватайся.

Поляков проигнорировал совет Матвея, обернулся к Даше, протянул руку. Даша стала пропихивать рюкзак между плитами — это было непросто, просвет был слишком узкий, и ей пришлось толкать рюкзак плечом. Лешка ухватился за лямку, потянул на себя. Даже в свете фонарика было видно, как сильно он напуган — на лбу блестели крупные капли пота.

Наконец он выпал на той стороне и выдохнул. Матвей покровительственно похлопал его по плечу и вновь посветил в пролет, на Дашу.

— Теперь ты, Дашок, давай.

Оказавшись на той стороне, Даша пришла в ужас от мысли, что возвращаться придется тем же путем. А если плиты поедут и проход завалит, им всем конец, сдохнут тут с голоду. А ведь никто, наверно, даже не знает, что они тут, никто не знает, где их искать в случае чего.

Даша представила себе поисковые бригады с фонариками, рыскающие по лесополосам, и ей стало нехорошо. Матвей тем временем уверенно шел дальше.

— Ну че встали, идем.

Минуту или две они плутали по совершенно одинаковым коридорам, и Даша с ужасом подумала: заблудились. Затем Матвей все же свернул куда надо. Идущий вниз тоннель был похож на открытый рот больного цингой старика — раскрошенные ступени торчали из влажного почерневшего бетона, как остатки зубов из воспаленной десны. Даша ступала по ним осторожно и все ждала, что коридор вот-вот зашевелится и начнет пережевывать их обломками этих ступенек.

От стен веяло холодом, сыростью, очень скоро тоннель распался на два рукава, луч Матвеева фонаря остановился на стене — тут висели старые, облупившиеся таблички «В случае тревоги…» и «Техника безопасности», рисунки на них почти целиком съела коррозия, тут и там видно было головы или ноги нарисованных людей, но разобрать, что они делают, было уже невозможно.

Тоннель был подтоплен, как грот, всюду журчали стекающие с потолка и по стенам струйки, кое-где воды было по колено. Лучи фонарей скользили по потрескавшейся, осыпающейся кирпичной кладке.

— Сюда, — сказал Матвей.

Они свернули направо и почти сразу уперлись в нее — в огромную, металлическую дверь бомбоубежища. Даша видела такие только в кино про ограбления банков, с огромными болтами-клепками по швам. Только что-то с ней было не так, с дверью. Матвей подошел поближе, посветил фонарем.

— Ее заварили снаружи, видите?

Он был прав, по краям было видно выпирающие из металла, похожие на рубцы на коже швы от сварки. На замке тоже рубцы от сварочного аппарата. Лешка подошел, потрогал огромный, похожий на штурвал вентиль, схватился за него, попробовал сдвинуть.

— Можешь не напрягаться. Его тоже заварили.

— Зараза, — он пнул дверь, — и нахера я снарягу принес? Тут сварочный аппарат нужен, а не веревки.

Матвей повернулся и посветил фонарем в темноту.

— Пойдем, покажу че.

Они вернулись, пошли налево и оказались в зале со столами и скамейками. На столах кое-где стояли грязные тарелки и чашки. Дальше — небольшое помещение с баллонами, газовыми плитами, кастрюлями и висящими на вбитых в стену гвоздиках половниками. И снова разветвленный коридор — крохотные комнаты с циновками, на циновках сгнившее тряпье — остатки постельного белья и одежды. Кое-где к стенам были прикноплены плакаты старых фильмов, разъеденные сыростью и временем. В одной из комнат Даша заметила небольшое квадратное зеркало. Амальгама зеркала облупилась, отражение в нем было искаженным и мутным. Под зеркалом висели старые, окислившиеся фотографии — Даша подошла ближе: какие-то силуэты, лиц не разобрать.

В сплетении коридоров что-то грохнуло и задребезжало, эхо было чудовищное.

— Сорри, это я, — сказал Лешка.

— Осторожнее, блин.

— Слушай, — Лешка вышел из-за угла с фонарем, — это же просто атас, надо пацанам показать.

— Ты дебил? Пока не узнаем, что за дверью, никто про это место не должен знать, ясно вам? Че уставились? Не рубите, да? Если кто-то прознает, сюда люди придут, и плакали наши сокровища.

— Какие сокровища?

— А ты сам как думаешь — какие? — Пауза. — Мозги включи, долбоклюй. Железная дверь заварена снаружи. Зачем, по-твоему, ее заварили? Голову включи. Они прятали что-то ценное.

— Это нелогично, — сказала Даша, и Матвей с Лешкой обернулись на нее. — Если дверь заварили, как они сами ее открыть собирались потом?

— Дашка дело говорит, — сказал Поляков после паузы. — Если хочешь спрятать сокровища, заваривать дверь бомбоубежища как-то тупо.

— Бляха-муха, как же вы достали, — Матвей раздраженно махнул рукой с фонарем, луч скользнул по заросшему плесневыми узорами потолку. — Я тут был уже, разведал все. Тут кабинет есть, в нем шкафчики, а в шкафчиках, — он запнулся, — всякое. В том числе записи, что в Б199 заперт груз.

— Какой груз?

— Такой. Ценный груз!

— Так и написано «ценный груз»?

— Че ты докопался, а? — огрызнулся Матвей.

— Так что там написано-то в итоге? Ценный груз или просто груз?

— Там написано «груз», но судя по тому, как тщательно его пытаются спрятать, — он очень ценный. Ты же сам видел: они убрали его за железную дверь и заварили. Не хотели, чтобы кто-то нашел. Этот груз явно представлял для них огромную ценность.

— Хорошо, — вздохнул Поляков, — допустим. Даже если так, у нас нет снаряги, чтобы разварить дверь обратно.

— У нас есть твой рюкзак, — сказал Матвей и посветил фонарем в один из дверных проемов. — Идем.

Они вышли в