были неровные и острые, Даша спустила вниз одну ногу, затем вторую и очень медленно, осторожно стала протискиваться внутрь. Соскользнула вниз и, раскачиваясь, повисла на веревке.

— Дашка? Ты как? — голос Матвея над головой, гулкий, как в колодце.

Даша посмотрела наверх: в полной темноте — рваные края дыры, тусклый свет фонаря, как зрачок в черном глазу. К счастью, фонарик Даши был на шнурке и теперь болтался у нее в ногах, она подтянула его, вертела лучом, озиралась, но ничего не видела — никаких стен, пола, ничего, только черное вокруг, настолько черное, что даже свет фонаря затухал и рассеивался, казалось, почти сразу. Даша увидела свои ноги, на одной из них не было сапога — слетел, когда соскользнула. Это было тревожно еще и потому, что хлопок она услышала не сразу, пол, похоже, был очень далеко.

— Что ты видишь? — снова голос Матвея.

— Ничего! Ничего я не вижу! Я сапог потеряла.

— В смысле?

— В прямом! Сапог слетел!

— Бляха-муха, сейчас мы тебя еще чуть-чуть спустим.

— Не надо! Не надо спускать! Хватит! Поднимите меня, пожалуйста!

Но веревка скользила вниз и холодная, невесомая темнота все плотнее окутывала ее, вихрилась вокруг черным дымом. А потом возникло оно — тревожное, холодное предчувствие под сердцем. Веревка снова дернулась…

— С-с-сука, держи ее!

Даша как маятник качалась во тьме, ее бил озноб. Сверху в свете фонарика протянулась рука Лешки — каким-то чудом он протиснулся в дыру и заорал:

— Хватайся! — И тут же, обернувшись, прохрипел: — Матвей, соскальзываю, держи! За штаны держи!

Даша схватилась за Лешкину руку, ладонь у него была мягкая, холодная. Он стал подтягивать ее к себе. Она вцепилась в него, обхватила за шею.

— Тихо, тихо, задушишь! Все нормально, Дашок, все окей, слышишь? Посмотри на меня, — он успокаивал ее и натужно улыбался, горячо дышал ей прямо в лицо. На лбу от напряжения вздулась жилка. — Сейчас мы тебя вытащим, сейчас… бля, больно как…

Но сверху вдруг что-то треснуло, и Лешка резко дернулся, Даша вновь сорвалась и закачалась в темноте на тросе.

— А-а-а-а!

Лешка пролетел мимо нее, его тело глухо грохнулось на пол где-то там, внизу, в темноте.

— Блин, — сверху послышался хриплый голос Матвея, — нет-нет-нет-нет… черт…

Трос дернулся и оборвался, и Даша

п

о

л

е

т

е

л

а

в

о

т

ь

м

у

— Что такое? — голос Матвея вывел ее из ступора. Она вздрогнула и затравленно посмотрела на него. Они катили на юг по федеральному шоссе. Пыльная буря была в самом разгаре, мелкие камушки и песчинки стучали по стеклам и по крыше машины. Голубоватый свет противотуманок едва рассеивал клубящиеся потоки песчаной взвеси над дорожным полотном.

— На тебе лица нет. Тебе плохо?

— Да нет, просто вспомнилось. Вьетнамские флешбэки.

>>>

Даша упала на спину и не могла вдохнуть, лежала с открытым ртом, выла. Это страшное ощущение, словно легкие схлопнулись и нутро свело судорогой, кажется, длилось целую вечность — затем диафрагма вновь сократилась, и Даша громко с хрипом, держась за горло, стала хватать воздух ртом. Попыталась подняться и тут же снова рухнула — боль в спине и ребрах слева была такая, что казалось — лучше умереть. Ее фонарь лежал рядом и высвечивал из темноты другую часть заваренной комнаты — там в грудах бетонных обломков лежал Лешка. В свете фонаря она видела его несимметрично прикрытые веки и вмятину на левом виске.

— Меня батя убьет, — пробормотал он, — что снарягу взял без спроса. Убьет меня… — Попытался пошевелиться и замычал от боли. — М-м-м-м. Ты где? Не вижу тебя.

Даша пошевелила фонарем, глаза Лешки остановились на ней, левый глаз был красный, веко опухло, бровь была рассечена, кровь заливала всю левую половину лица.

— Леш, у тебя, — Даша показала на себе, — у тебя рана вот тут.

— Ерунда, заживет, — сказал он и потрогал лицо. — Я ног не чувствую, вот это проблема. Как думаешь, насколько все плохо?

Даша молчала.

— Где там Матвей? Можешь позвать его?

Она посветила вверх на дыру в потолке, из дыры текла струя воды. Вода уходила куда-то в трещины в полу.

— Матвей! Матвей!

Тишина.

— За помощью побежал, — сказала Даша, чтобы успокоить Лешку.

— Хорошо, — прохрипел он. И после паузы добавил: — Как же холодно. Где мы вообще, можешь посветить?

Она поводила фонарем — голые серые стены, в трещинах, на полу в углу — обломки бетона, на них и упал Лешка. Она старалась не смотреть на него, чтобы не видеть его неестественно согнутые ноги и затекший глаз.

— Тут пусто, — сказала Даша. — Просто пустая комната.

— Матвей, с-с-сука. «Сокровища, сокровища». Как выйдем, я его лично сюда скину.

Даша еще раз осветила фонарем серые стены, было холодно и глухо, в углах шевелилась тьма. Даше казалось, что тьма наползает на нее, течет по стенам и полу. В ушах застучал пульс, в груди стало тесно и больно, Даша попыталась подняться, но боль вновь стрельнула в спине и в ребрах. Она заскулила.

— Дашка, ты чего? Ты чего? Эй, эй, посмотри на меня. Даша!

Даша выла, пытаясь хоть как-то справиться со стиснувшей грудь теснотой, но дыхание не возвращалось, и она захрипела, схватившись за горло.

И тут — Лешка запел:

Кошке снился страшный сон, Будто кошку слопал слон, И она принуждена Жить в животике слона.