узкий проход с идущей вверх лестницей — тут был еще этаж.

— Аккуратно, держитесь за стену, ступенек почти нет.

Наверху было несколько кабинетов, Даша сразу увидела на стенах светильники с полусгнившими абажурами. Тут все было лучше, очевидно, жили тут люди более высокого звания. В одном из залов Даше стало особенно тревожно, она не сразу сообразила почему, но, взглянув на мебель, поняла — пол в этом зале был неровный и весь бугрился, шел волнами, глыбами, и вода на полу не стояла, как этажом ниже, а текла — струи бежали по наклонному полу, стекались в одно место, куда-то в дальний угол. Луч фонаря высветил в углу обрушившуюся стену, и все пространство вокруг было изломано так, словно комнату затягивало в образовавшийся после обрушения провал. Матвей подошел к провалу и посветил фонарем под ноги — здесь пол каскадами кирпичной крошки уходил вниз, по склону провала журчал небольшой водопад грязной, зеленоватой воды.

— Видишь, куда вода идет? Мы сейчас прямо над убежищем.

— А почему комнату так раскорячило? — Лешка озирался, освещая фонарем струящуюся из трещин в стенах воду. — Тут взорвалось что-то?

— Ты не туда смотришь, баран, сюда иди, — Матвей явно бесился от того, что ни Лешка, ни Даша не разделяют его энтузиазма.

Даша подошла к краю провала и тоже посветила фонарем. В разломе было видно, что пол под ногами слоеный — сначала бетон, потом какая-то рыжая порода, затем что-то похожее на стекловату, потом блестящий, серебристый металл, кажется, свинец, затем еще бетон и снова металлические листы с клепками на швах. Один из металлических листов в самом низу был погнут и словно выдавлен, раскурочен — его как будто подцепили и расковыряли ломом. Вода уходила именно в эту пробоину в металлической пластине.

— У меня только один вопрос, — сказал появившийся на краю Поляков, он осторожно глядел вниз, уже готовый бежать со всех ног, словно боялся, что что-то может выпрыгнуть на него из темноты. — Как эта дырка там появилась?

— Ты дебил? — спросил Матвей. — Это я сделал.

— Ты? Чем, интересно?

— Башкой твоей, балда. — Матвей посветил в сторону, где стоял прислоненный к стене лом. — Вот орудие преступления, если тебе интересно.

— Ты продолбил дыру.

— Угу. Я прикинул, что если тут все вот так поехало и убежище под ногами, то можно так до него добраться. И я был прав, только одного не учел — металл этот гребучий, его хрен откурочишь. Свинец легко отошел, он мягкий, а этот вот последний слой ни в какую. Я пару заклепок ломом схерачил, отогнул кусок, а остальные — ни в какую. — Он сплюнул. — Но дыру проделал, видишь?

— Угу.

— Че «угу»? Cнарягу доставай.

— Ты совсем ебу дал? — Лешка показал вниз. — Там дыра с бутылочное горлышко, я не пролезу, я на кота, что ли, похож?

— А ты и не полезешь, — Матвей направил фонарь на Дашу. — Дашка худая, она пролезет.

В груди, под сердцем, у Даши похолодело. Она заслонилась ладонью от света, хотела возмутиться, закричать, но не могла произнести ни слова.

Поляков еще раз посмотрел вниз, потом на Дашу — словно прикидывал размеры.

— Погоди, ты свою сестру туда засунуть хочешь?

— Дашок, иди сюда.

Даша покорно подчинилась — когда Матвей объяснил план, ее словно контузило, никак не могла собрать мысли в кучу, хоть что-то возразить, сказать, что не полезет в дыру. Но в горле был ком — ни проглотить его, ни выплюнуть. Матвей сам подошел и застегнул на ней альпинистскую обвязку. Поляков щелкал карабинами, вязал узлы.

— Не ссы, Дашок, мы все четко сделаем, — говорил он, проверяя застежки. — Мы на подхвате, слышишь? Мы страхуем тебя.

— Матвей, я не хочу, — тихим, едва слышным голосом сказала Даша.

— Даш, — Матвей взял ее лицо в ладони, посмотрел в глаза. — Без тебя никак, понимаешь? Ты же любишь Индиану Джонса? Ну вот и смотри — настоящее приключение.

— Но я не хочу, — из глаз у Даши потекли слезы. — Можно я не буду?

— Даш, ну ты чего, — он гладил ее по голове. — Чего раскисла-то? Ты просто спустишься туда и посветишь фонариком. Всего на минутку, ладно? Как только тебе станет страшно, мы потянем назад. Мы вытянем тебя, как только скажешь слово «хватит».

— Хватит, — шмыгнув носом, сказала Даша. — Хватит, я не хочу.

— Ну, Да-а-а-аш. Слушай. — Матвей повысил голос, словно разговаривал с капризным ребенком. — Ну что ты хочешь от меня? Ты просила взять тебя в катакомбы? Просила. Я взял? Взял. Каждый должен внести свою лепту. Я нашел убежище, Лешка принес снарягу, а тебе и нужно-то всего лишь на секунду туда заглянуть. Ты че, думаешь, мне самому это нравится? Я бы сам полез, но ты ж видишь, какая там дырка? Хорошо, что ты тогда предлагаешь? Назад повернуть? Мы такой путь прошли и просто вернемся? И все зря? Остановимся в шаге от открытия, потому что одному из нас влом потерпеть минутку? Всего минутку, Даш, понимаешь?

Даша вытирала слезы кулаком: она, конечно, понимала. Понимала, что он взял ее с собой не потому, что она просила, а для того, чтобы засунуть в эту черную дыру, в страшное помещение, которое закрыли и заварили годы назад. И если бы он сказал, для чего берет ее, она бы ни за что не согласилась, а теперь — теперь он пытается убедить ее, что уже поздно и выбора нет. И главное — он прав, она не может просто развернуться и уйти, без него она не выйдет отсюда. Матвей стоял перед ней на корточках и проверял, замуфтованы ли карабины, Даша смотрела на его сосредоточенное, подсвеченное лучом фонаря лицо и хотела плюнуть в него.

А потом был спуск — резиновые сапоги скользили по краю обрыва, держаться было совершенно не за что, она хваталась за обломки кирпичей, струи холодной воды текли по рукам, брызги летели в лицо, и очень быстро Даша вымокла до нитки. Ее спустили на металлическую пластину, она села на корточки и посветила в дыру фонариком — желтый луч утонул по тьме. Края дыры