человека и преступлений, совершенных в бытность его президентом Чили. В 2001 году мировой судья в Париже попытался вызвать бывшего госсекретаря США Генри Киссинджера для дачи показаний в судебном процессе, связанном с Чили.

Информационные технологии, в частности Интернет, облегчили задачу координации и укрепили позиции правозащитников, однако политические лидеры, особенно в странах, ранее подвергшихся колонизации, цепляются за защиту, которую обеспечивает правовой суверенитет от вмешательства извне. Вероятно, мир увидит, как эти две составляющие противостоят друг другу.

Как мы увидим в главе 5, американцам придется бороться с этими противоречиями, решая, как продвигать права человека и когда вмешиваться в конфликты по гуманитарным соображениям.

Для многих людей национальное государство является источником важной для них политической идентичности. Люди способны к нескольким идентичностям — семья, деревня, этническая группа, религия, национальность, космополитизм — и то, какая из них преобладает, часто зависит от контекста. У себя дома я из Лексингтона, в Вашингтоне я из Массачусетса, за границей я американец. Во многих доиндустриальных странах преобладает субнациональная идентичность (племенная или клановая). В некоторых постиндустриальных странах, в том числе и в США, начинают формироваться космополитические идентичности, такие как «гражданин мира» или «хранитель планеты Земля». Поскольку крупные идентичности (например, национализм) не имеют непосредственного опыта, они представляют собой «воображаемые сообщества», которые в значительной степени зависят от эффектов коммуникации. Пока еще рано судить о всех последствиях Интернета, но формирование идентичностей может одновременно двигаться в противоречивых направлениях — вверх к Брюсселю, вниз к Бретани или фиксироваться на Париже — в зависимости от обстоятельств.

Результатом может стать не столько последовательное движение в одном направлении, сколько большая неустойчивость. Характеристики Интернета «многие-ко-многим» и «один-ко-многим», как представляется, «весьма способствуют необратимому, эгалитарному и либертарианскому характеру киберкультуры». Одним из следствий этого являются «флэш-движения» — внезапные всплески протеста, вызванные определенными проблемами или событиями, например, протесты против глобализации или внезапный подъем коалиции против налогов на топливо, захватившей европейскую политику осенью 2000 г. Политика становится более театрализованной и ориентированной на глобальную аудиторию. Повстанцы-сапатисты в мексиканском штате Чиапас полагались не столько на пули, сколько на транснациональную рекламу, и, конечно же, террористы стремятся не только к разрушениям, но и к театральным эффектам. Телевидение для них не менее важно, чем оружие. Политолог Джеймс Розенау попытался обобщить эти тенденции, придумав новое слово — fragmegration, выражающее идею о том, что одновременно могут происходить и интеграция в более крупные идентичности, и дробление на более мелкие сообщества. Но не нужно изменять английский язык, чтобы понять, что противоречивые на первый взгляд движения могут происходить одновременно. Они не означают конца суверенного государства, но делают его политику более изменчивой и менее замкнутой в национальных рамках.

Частные организации также все чаще выходят за пределы национальных границ. Транснациональные религиозные организации, выступающие против рабства, появились еще в 1775 г., а в XIX в. были созданы Международная социалистическая организация, Красный Крест, движения за мир, женские избирательные организации, Международная юридическая ассоциация и др. Перед Первой мировой войной насчитывалось 176 международных неправительственных организаций. В 1956 г. их насчитывалось около тысячи, в 1970 г. — около двух тысяч. В последнее время наблюдается взрывной рост числа НПО: только за 1990-е годы их количество увеличилось с пяти до примерно двадцати семи тысяч. И эти цифры не дают полной картины, поскольку они отражают только формально существующие организации. Многие из них претендуют на роль «глобальной совести», представляющей широкие общественные интересы, выходящие за рамки компетенции отдельных государств, или интересы, которые государства склонны игнорировать. Они вырабатывают новые нормы, оказывая прямое давление на правительства и лидеров бизнеса с целью изменения политики, а также косвенно изменяя общественное восприятие того, что должны делать правительства и компании. С точки зрения силовых ресурсов эти новые группы редко обладают большой жесткой силой, но информационная революция значительно усилила их мягкую силу.

Произошло не только значительное увеличение числа транснациональных и правительственных контактов, но и изменение их типа. Ранее транснациональные потоки в значительной степени контролировались крупными бюрократическими организациями, такими как транснациональные корпорации или католическая церковь, которые могли извлекать выгоду из эффекта масштаба. Такие организации сохраняют свою значимость, однако снижение стоимости коммуникаций в эпоху Интернета открыло поле для деятельности сетевых организаций со свободной структурой и небольшим штатом сотрудников в штаб-квартире, а также отдельных лиц. Такие неправительственные организации и сети особенно эффективны для проникновения в государства без учета границ.

Поскольку в них часто участвуют граждане, хорошо осведомленные о внутренней политике нескольких стран, они способны привлечь внимание СМИ и правительств к интересующим их вопросам. Упомянутый выше договор о запрете наземных мин стал результатом интересного процесса.

Коалиция Интернет-организаций, сотрудничающих с правительствами средних держав, таких как Канада, и некоторыми отдельными политиками и знаменитостями, включая покойную принцессу Диану. Другой пример — экологические проблемы. НПО сыграли важную роль в качестве канала связи между делегациями при обсуждении проблемы глобального потепления в Киото в 1997 году. Промышленность, профсоюзы и НПО конкурировали в Киото за внимание СМИ ведущих стран в транснациональной борьбе за повестку дня мировой политики. А НПО иногда конкурируют друг с другом за внимание СМИ. Всемирный экономический форум, приглашающий зимой в Давос (Швейцария) высших государственных и деловых руководителей, включил некоторые НПО в свою программу на 2001 год, но это не помешало другим НПО организовать демонстрации на местах, а другим — провести контрфорум в Порту-Алегри (Бразилия), призванный привлечь внимание мировой общественности.

Все более заметным становится и другой тип транснационального сообщества — научное сообщество экспертов-единомышленников. Выдвигая такие проблемы, как истощение озонового слоя или глобальное изменение климата, где важна научная информация, такие «эпистемические сообщества» создают знания и консенсус, которые служат основой для эффективного сотрудничества. Монреальский протокол по истощению озонового слоя стал отчасти результатом такой работы. Хотя эти научные сообщества не совсем новы, они также выросли в результате снижения стоимости коммуникаций.

Географические сообщества и суверенные государства еще долго будут играть главную роль в мировой политике, но они будут менее замкнутыми и более проницаемыми. Им придется делить сцену с игроками, которые смогут использовать информацию для усиления своей «мягкой силы» и оказывать прямое или косвенное давление на правительства, мобилизуя их общественность. Правительства, желающие добиться быстрого развития, будут вынуждены отказаться от некоторых барьеров на пути информационных потоков, которые исторически защищали чиновников от внешнего контроля. Правительства, стремящиеся к высоким уровням развития, больше не смогут позволить себе держать свою финансовую и политическую ситуацию в «черном ящике», как это делали Мьянма и Северная Корея. Такая форма суверенитета оказывается слишком дорогой. Даже крупные страны, обладающие мощной силой, такие как США, оказываются вынужденными делить между собой сцену с