в трубке, как хмыкнул Филиппов, и представил, как последний начал теребить ус.

— Н-да, — наконец сказал Владимир Гаврилович и снова замолчал.

— Что делать мне? — не выдержал Николай Семёнович.

— Поезжайте, как мы договорились ранее, на квартиру нашего уважаемого Александра Андреича.

— Простите, а как мне с ним себя вести? — Власков, хотя давно служил в сыскной полиции и имел дело с разными людьми, в том числе и гораздо выше рангом, всё же порой испытывал какую-то непонятную робость, словно был гимназистом, который явился за наказанием к учителю. В такой робости он не мог признаться даже себе. Было стыдно.

— Если он дома, то везите к нам, на Офицерскую.

— А…

— Так, — перебил Власкова начальник после некоторого размышления, — я подъеду сам. Чует сердце неладное. Как бы… Ладно, не буду пророчить. По какому адресу проживает наш господин Варламеев?

Николай Семёнович назвал.

— Ждите на месте, — и добавил: — можете побеседовать с дворником, но только без… лишних сведений.

В трубке послышалось тяжёлое дыхание Николая Семёновича — то ли от волнения, то ли от обиды на недоверие начальства.

Владимир Гаврилович несколько раз покрутил рычажок звонка, потом постучал. Дверь никто не открыл.

— Где дворник? — Филиппов повернул голову к Власкову, тот, в свою очередь, оглянулся через плечо.

— Здесь.

Дворник стоял не на площадке, а на лестнице, переминаясь с ноги на ногу. Сосредоточенное лицо его выглядело комично, да и сивушный запах было не скрыть.

— А околоточный? — поинтересовался начальник сыскной полиции.

— Пока не прибыл, — подал голос дворник.

Послышались торопливые шаги. На площадку поднялся высокий человек в полицейской форме. Он поприветствовал присутствующих, затем снял фуражку и вытер со лба пот.

— Извиняюсь, господин Филиппов, — длинное лошадиное лицо околоточного выдавало озабоченность, — у вас и бумага имеется на взлом двери господина Варламеева?

Владимир Гаврилович в удивлении приподнял брови и с интересом посмотрел на полицейского.

— Всю ответственность беру на себя, — проговорил сквозь зубы начальник сыскной полиции и кивнул дворнику, выглядывающему из-за спины околоточного. — Вскрывай.

— Но… — начал было полицейский, однако умолк под непреклонным взглядом Филиппова и пропустил дворника к двери.

Низенький татарин, профилем похожий на Ивана Грозного с картины Ильи Репина, посмотрел на околоточного, словно ища поддержки, но не найдя таковой, взялся за лом.

Дверь пронзительно взвизгнула, потом надсадно хрустнула и приоткрылась.

Дворник отступил назад, потеребил бородку и покачал головой.

— Вай, вай, дверь придётся делать.

Владимир Гаврилович потянул носом воздух и ступил в проём первым.

2

До приезда начальника Власков успел переговорить с дворником. Последний поглаживал куцую бородку, иногда закатывал к небу глаза, пытаясь что-то припомнить.

— Когда ты видел господина Варламеева?

— Не знаю, — без всяких раздумий ответил татарин.

— Ты мне это брось, — сердито сказал Николай Семёнович, грозно сдвинув брови, — «не знаю, не помню…» Ты это своим сородичам будешь говорить, а мне отвечай без утайки. Может быть, с Александром Андреевичем беда стряслась? А ты — «не знаю», «не помню».

— Вчера я его не видел, — дворник перестал упираться и начал вспоминать, загибая пальцы, — ик… простите… позавчера тоже не видел, а вот третьего дня… — задумался надолго, наморщил лоб и вытянул трубочкой губы. Потом отбросил свою дурашливую манеру — мол, татарин я и по-русски плохо понимаю, — точно, третьего дня, как со службы вернулся, так из дому не выходил.

— А кухарка или прислуга у него приходящая была или с ним проживала?

— Приходящая, но её я тоже не видел. Обычно, когда приходит, здоровается, а тут… Нет, не видел.

Сердце Власкова ёкнуло от дурного предчувствия. Видимо, прав Филиппов: стряслась с Варламеевым беда, или, того хуже, сбежал он от… Дальше мысль не пошла.

— Готовь инструмент — дверь вскрывать.

— Как так?.. — начал было дворник, но осекся под суровым взглядом чиновника для поручений.

Тело Варламеева обнаружили в кабинете. На столе стоял подсвечник с маленькими огарками со следами кровавых брызг. Такая же резаная рана на шее, как и у Власова, — от уха до уха. Уже охладевший Александр Андреевич лежал на боку, тёмная лужа растеклась по полу и блестела зеркальными отсветами.

— Вот и ещё один… — Владимир Гаврилович не узнал голоса, который раздался позади: до того тот был глухим.

Филиппов обернулся, посмотрел на Власкова.

— Эксперта, врача и фотографа, — кратко произнёс он, поигрывая желваками.

Околоточный не посмел войти вслед за грозным начальником сыскной полиции.

После осмотра трупа Стеценко вышел из кабинета убитого — в одной руке неизменный саквояж, в другой очки. Близоруко прищурился и, не дожидаясь вопросов Филиппова, начал говорить:

— Точнее определю после вскрытия, сейчас скажу только, что Варламеева… — он вопросительно посмотрел на Владимира Гавриловича и, когда последний кивнул, подтверждая, что фамилия верна, продолжал: — убили два дня тому. Возможно даже, тем самым оружием, что и Власова со служанкой.

— Значит…

— Владимир Гаврилович, избавьте меня от предположений, я информирую вас о том, что мне расскажет, — он повернул голову в сторону кабинета, — наш с вами труп.

— Хорошо, — с прохладцей в голосе произнёс начальник сыскной полиции.

Фотограф справился со съёмкой довольно быстро, доложился Филиппову и был отправлен для проявления пластин и печатания фотографических карточек. А вот эксперт Брончинский провозился довольно долго.

— Могу сказать, — Константин Всеволодович выглядел немного озадаченным, — что следов проникновения в квартиру я не обнаружил. Дверь открыта либо родным ключом, либо наш убитый открыл сам. Естественно, будучи в здравии. Преступник после себя не оставил ни одного следа, словно не человек здесь побывал, а какой-то призрак. — Он криво усмехнулся и добавил: — расточительный убийца, даже не погасил свечи.

— Пётр Назарович сказал, — произнёс Владимир Гаврилович, словно бы рассуждая вслух, — что орудие убийства похоже на власовское.

— Таким образом, у вас и там, и здесь отметился один и тот же человек.

Теперь Филиппов вскинул голову и прищуренными глазами посмотрел на эксперта.

— Значит, прапорщик никуда из столицы не уехал?

— Вам виднее, Владимир Гаврилович.

3

Наибольшего расцвета усадьба достигла в сороковых годах минувшего века, когда её приобрёл в собственность предводитель уездного дворянства Иоганн фон Линдсберг — прадед прапорщика лейб-гвардии Сапёрного батальона и потомок старинного рода, из местных немцев, в незапамятные времена поселившихся на прибалтийских землях. На месте старого обветшалого господского дома был построен новый, в два этажа, из обожжённого кирпича, привезённого