Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И автобус – мы использовали его все время. Например, ездили на Олимпийский стадион, где должен был состояться первый матч. Ты и представить себе не можешь по-настоящему роскошный автобус. Он больше походил на минивэн. Ну а мы вот так и жили. Совершали глупости одну за другой. Я всегда говорил «до скорогоооо», когда выходил с базы, чтобы было ясно, что я вернусь, а Эчеварриа останавливался посреди коридора перед выходом: «Все на месте?» – спрашивал он, когда уже знал, что ответ был утвердительный.
Последним заходил в автобус Пачаме: он садился с Билардо на передние сиденья. И в середине, ровно в середине, ехали хулиганы – мы начинали петь песни и безостановочно всех доставали: Эль Чино Тапия, Ислас, Селада, Альмирон, Баск… Даже Мариани иногда участвовал. Впереди ехали два мотоцикла, и за рулем был не кто иной, как Хесус и Тобиас, как и в день нашего приезда, почти за месяц до первого матча. Если мы отправлялись на Олимпийский стадион или до «Ацтека», то обязательно нужно было затратить столько же времени, сколько и в первый раз: если ради этого нам надо было гнать изо всех сил или останавливаться ненадолго, мы так и делали.
Когда мы приезжали на стадионы, у нас брали интервью те же самые журналисты, что и на первой игре: Эль Русо Раменсони и Тити Фернандес. Безумие: впервые в истории игроки преследовали журналистов, чтобы они взяли у них интервью… И всегда нам требовалась музыка. Одни и те же песни: одна романтичная, Total eclipse of the heart Бонни Тайлер, еще одна, от которой я плакал как ребенок, Gigante chiquito Серхио Дениса, и последнее, придававшее столько же сил, сколько и тренировки Даль Монте, самое лучшее: саундтрек из Рокки… Если ты не собирался выйти и сожрать под эту музыку противников живьем, со злостью, с гневом и страстью, которых нам было не занимать, ты не существовал. Ты не мог являться частью той команды.
Любимчики никогда не выигрывают
На самом деле в той дебютной игре мы стремились только к победе. Выиграть любым способом. Нас так раскритиковали до чемпионата, что проиграть команде, где все были одинаковые, как роботы, стало бы равносильно смерти. В одном я был убежден: то, что мы не являлись любимчиками – только к лучшему, ведь они никогда не выигрывают.
И я до сих пор уверен, что многие аргентинцы косо на нас смотрели и даже не понимали нашего построения. Мы, честно говоря, тоже.
Безумие: впервые в истории игроки преследовали журналистов, чтобы они взяли у них интервью… И всегда нам требовалась музыка.
За два дня до игры с Южной Кореей мы не знали, предстоит ли нам играть с двумя центральными или крайними защитниками, будет ли играть Кучуффо, Клаусен или Гарре. Мы не знали! И к тому же существовал еще вопрос Пассареллы, который продержал нас в неведении до последнего.
Двумя днями ранее Билардо провел 45‑минутную тренировку с группой игроков, в которой еще находился Пассарелла. У него уже начались проблемы с животом. По крайней мере, он так говорил. Во время этой тренировки на воротах стоял Пумпидо, Клаусен выступал в роли правого крайнего защитника, Пассарелла и Руджери – в роли центральных и Гарре как левый крайний защитник, в центре – Джусти, Батиста, Бурручага и я, впереди – Вальдано и Паскулли.
Вот бы кто-нибудь объяснил мне, что общего между этой схемой и той, по которой мы в итоге играли. Кто-нибудь объясните! Ну ладно, это часть настоящей истории. Потому что если Баск Олартикоэчеа, который вначале даже не фигурировал, не вытащил бы мяч головой в игре с англичанами, мы все еще это обсуждали бы… Хватит меня доставать с тактикой Билардо, который даже не увидел, как Эль Негро Барнс два раза пробил нашу защиту с одной стороны и ничего не сделал. Почему никто не говорит, что он ошибся, почему? Ладно, я уже расхожусь, до того матча еще было много времени.
Я только хочу сказать, что устал слушать о том, что Билардо – великий победитель чемпионата мира 1986 года. Билардо, чтоб его! Победители чемпионата мира 1986 года – игроки – все до единого, – потому что мы вытерпели даже последнюю выходку Билардо. Ему нравилось только одно – страдание игроков. С этим он и остался.
Как остался в то время Пассарелла.
Нам пришлось ждать до самого матча, чтобы узнать. Мы выезжали с базы в 10 утра, так как Олимпийский стадион находился близко. За 10 минут до отъезда выяснилось, что Кайзер, бывший великий капитан, не будет играть.
«Ты будешь играть», – сказал Билардо Брауну, у которого даже клуба не было.
Он был в запасе испанского «Депортиво».
Я помню, какой тогда начался дурдом. Все испугались, потому что знали, что мы теряем, и никто не представлял, как будет справляться Тата. Ладно, мы представляли. Мы слепо верили в него, мы знали, что он жизнь отдаст за аргентинскую футболку. Парень, который всем сердцем был с Билардо, но его нисколько не волновал ни билардизм, ни меноттизм. Такой простой парень, что, когда мы были в том ужасном турне в Колумбии до чемпионата мира, он остановился и долго, как мальчишка, разглядывал часы «Ролекс».
– Купи! – сказал я.
– Не могу, Диего, – ответил он.
Когда мы вернулись на базу, я пошел к нему в комнату и подарил ему часы. Я чувствовал, что этот парень сыграет большую роль в нашей победе на чемпионате.
Но до этого у нас состоялся матч, несколько матчей. Первый, дебютный, был особенным: представь себе, что бы нам сказали, если бы мы не справились со всеми этими Парк, Чу, Юнг! Мы даже имен их не знали, Билардо тем более. Он нас похоронил под миллионом видео, но не знал, кто есть кто. Да они все были одинаковые!
Правда, мы не представляли, что корейцы побьют нас не хуже наших критиков. Или даже еще больше. Но мы знали, что данный матч мы могли выиграть свысока, несмотря на все перестановки Билардо. Свысока, потому что корейцы были низенькие. И физически нам требовалось преодолеть первую усталость, потому что наши противники были ловкими: их нужно было опережать. Но мы для этого и тренировались.
В понедельник, 2 июня, в день матча, едва выйдя на
