прав освободили от этого наказания, заменив его ссылкой в Сибирь с конфискацией имущества. Досталось и малым детям: государь распорядился «детей мужского пола людей всех сословий, участвовавших в бунте, старше 5 лет передать в распоряжение гр. Витте для отсылки через военное поселение в батальоны военных кантонистов», т. е. в учебные заведения, по окончании которых осуждённые должны были отслужить в армии в зависимости от сословной принадлежности от 3 (дворяне) до 25 (податные сословия) лет.

«Венчаясь на царство, я поклялся поддерживать порядок и законы. Я добр для добрых, но – горе злонамеренным! Я не боюсь вас; вам меня бояться. Нам послано великое испытание – зараза, и все меры, дабы остановить её распространение, приняты по моим повелениям».

Император Николай I

«Крайним» от начальства был назначен генерал Турчанинов – обладателя трёх боевых орденов и золотой шпаги «За храбрость» обвинили в малодушии и разжаловали в рядовые. Через несколько месяцев он умер, не вынеся позора.

В финале нашумевшего «Союза спасения» появляется титр, на котором о Николае I говорится: «Казнь пяти декабристов была единственной за всё его тридцатилетнее правление». Это неправда.

11. Поворот сюжета

Военный суд над лесничим Рейнманом, застрелившим своего начальника, Российская империя, 1842 г.

Мелкий российский чиновник XIX в. – существо малооплачиваемое, почти бесправное и зачастую забитое, влачащее убогое существование, «скрашиваемое» воровством и мздоимством. Но иногда в нём поднимается что-то этакое, болезненно-горделивое, и тогда горе оказавшемуся на пути его гнева…

В 1842 г. Николай Васильевич Гоголь заканчивает повесть «Шинель», одно из первых и ярчайших произведений великой русской литературы о «маленьком человеке». Её герой, Акакий Акакиевич Башмачкин, абсолютно незаметный, безответный писарь, «вечный титуляшка», т. е. чиновник 9‑го класса Табели о рангах без малейшей надежды на повышение по службе. Жалования он получает 400 рублей ассигнациями в год, и этого едва хватает ему на наём убогой комнаты и скудное питание.

«И долго потом, среди самых весёлых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, со своими проникающими словами: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» – и в этих проникающих словах звенели другие слова: «Я брат твой».

Гоголь Н. В. Шинель

Тёплое местечко

Лесничий Иван Рейнман, из российских немцев, также состоял в невысоких чинах, разве что звание носил военное (см. врез). Жалование ему полагалось ещё меньшее, чем гоголевскому герою, – 300 рублей в год, но имелись весьма существенные «бонусы» – казённое жилье и дрова для его отопления, участок земли порядка 15 десятин (его можно было сдавать в аренду или нанимать батраков), различные дополнительные выплаты, в том числе «шинельные». Опять же, живя «при лесе» и сберегая его, можно промыслить ружьишком какой-никакой приварок, о котором бедному Акакию, вынужденному отказывать себе даже в вечернем чае, приходилось только мечтать в голодных снах. Имелись и «безгрешные» (в «грешных» наш герой замечен не был) доходы частного порядка: например, один помещик за организацию совершенно законной охоты на медведя дал ему 14 рублей «чаевых». Наконец, «обслуживаемый участок» был чудо как хорош – сартолахтинские леса, рядом со столицей (ныне – примерно территория Юнтоловских лесопарка и заказника на территории Приморского района Петербурга); принадлежал он дворцовому ведомству, что придавало служащим дополнительный статус. Иными словами, положение Ивана Рейнмана было куда завиднее, чем у Башмачкина.

Корпус лесничих сформирован 30 января 1839 г. При формировании получил военное устройство. Состоял в двойном подчинении, в военном отношении считаясь армейской структурой, в гражданской части входя в состав Лесного департамента.

И до поры до времени всё шло хорошо: он не жаловался, на него не жаловались. Но в 1840 г. честный Рейнман ввязался в дело, в конечном итоге стоившее ему жизни…

«Какое из вредных влияний…»

«При употреблении мер, изложенных в Лесоохранении, лесничему должно на каждом месте исследовать и определить, какое из вредных влияний для данного леса наиболее опасно; потом, сосредоточив все средства к отвращению опаснейшего влияния, к той же цели направить хозяйство, а менее опасные влияния оставить без внимания…» – утверждала должностная инструкция начала 1840‑х гг. Сартолахтинский лесничий в начале второго десятилетия своей беспорочной службы пришел к выводу, что наибольший вред подконтрольным ему угодьям наносят хищнические порубки, производимые одним из арендаторов с благословения (предположительно, небескорыстного) главного смотрителя лесов Алопеуса, о чём и известил «кого следует». Алопеус, избрав задолго до него изобретённую тактику, начал хлопотливо оправдываться, делая упор не на существо дела, а на личность обличителя, человека, по его словам, нерадивого, вздорного, постоянно нетрезвого и – кульминация! – психически ненормального. Однако лес – это вам не нормы усушки и утруски, тут скрыть незаконные порубки трудно: свежие пеньки в одночасье не выкорчуешь. Ревизия насчитала злоупотреблений на 1 830 рублей серебром (более 6 400 рублей ассигнациями). С арендатора постановили убыток взыскать, главного смотрителя отдать под суд, однако ж последний в процессе неспешных следственных действий, как тогда говорили, «приказал долго жить». На его место был назначен новый.

В период с 1769 по 1848 гг. в Российской империи имели одновременное хождение серебряные и ассигнационные (бумажные) денежные знаки, взаимно обменивавшиеся по рыночному курсу, колебавшемуся в диапазоне от 1,0 до 4,2 ассигнационного рубля за один серебряный рубль.

Поскольку в своё время Рейнман не остался глух к обвинениям в свой адрес и встречно уведомил инстанции о регулярном пьянстве и прочем недостойном поведении своего начальника, было назначено разбирательство и этого дела, ибо подобный конфликт между младшим и старшим офицером уже не мог быть разрешён кулуарно. Дело было прекращено за смертью Алопеуса в начале мая 1842 г.; к этому времени лесничего уже тщательно (даже избыточно: он провёл в госпитале около полугода) обследовали врачи и сочли, что признаков умопомешательства не наблюдается. Жалование, которое у него удерживали в процессе следствия, ему выплатили, и всё бы ничего, но делу вместо триумфального окончания предстоял трагический поворот.

Вовремя остановиться

Увлекшись (а у кого не закружится голова от неожиданного торжества справедливости?), Рейнман ходатайствовал о выделении ему квартирных средств, однако встретил отказ на том основании, что в сартолахтинском имении для лесничих выстроены две избы и, следовательно, казённое жильё ему предоставлено. Казалось бы – не буди лихо, отправляйся себе в лес, поправляй здоровье и смотри в оба, ибо начальство «склочников» не любит, но… Сочинив новое прошение, в котором упиралось на то, что «в выстроенных… двух избах жить по тесноте совершенно невозможно, и потому просил или об отводе ему квартиры, или о