узнаю о магии против Сигрид, то клянусь — задушу твою пташку, и глазом не моргну. Ты поняла меня?

Когда только Бешеная успела пожаловаться — ума не приложу. Сигурд вчера вместе с Рефилом пытались замолвить за меня ласковое словечко перед отцом, но он, видимо, предпочёл притвориться глухим. Я укусила щёку, боясь сорваться на брань:

— Да, отец. Но у меня и в мыслях не было причинять ей вред, это…

— Лишнего болтаешь! — рявкнул он. — Считай эту поездку запоздалым подарком на день рождения, но если дерзнёшь ослушаться или вновь поставить меня в дурное положение, то сильно пожалеешь. Поняла?

Я злобно взглянула на него: чем заслужила такое отношение — не понимала. Разве он не слышал слов Рефила, что Бешеная переусердствует? Неужели отец не замечал ссадин и синяков и не слышал моих криков по ночам, когда просыпалась от кошмаров о сгоревшем одале? Даже поездку, идея которой принадлежала не ему, он выдал за подарок. Я давно поняла, что отец не любил меня, но видеть подтверждения каждый раз было невыносимо больно. Видимо, таков удел ненужной дочери.

— Я не подведу, можешь спать спокойно, отец, — отчеканила, выдерживая его пронзительный взгляд.

Отец ядовито усмехнулся, не оценив дерзость, и махнул рукой, блестящий от жира съеденного барана:

— Собирай вещи, на рассвете поедете.

Я задержала взгляд: седина тронула его волосы, которые отец любил сбривать на висках. Густая чёрная борода путалась и вилась до груди, а голубые глаза начали чуть меркнуть. Вальгард очень походил на него, что лицом, что ростом, однако характер брат явно перенял у мамы. Мелкие шрамы покрывали руки отца, на спине был глубокий рваный порез от меча, а в последнем походе он и вовсе повредил ногу, отчего немного хромал. Он был жестоким и свирепым воином, постоянно стремившимся стать лучше и сильнее, лишь бы избавиться от позорного клейма бастарда.

— Ты ещё здесь? — вопрос вернул в реальность, и я поспешила удалиться, пока не нарвалась на грубости. Пара минут — предел нашего общения с отцом.

Утром меня разбудила Этна, заставив плотно позавтракать кашей с мясом, а после помогла одеться в тёплые штаны с рубахой, поверх которых «ради приличия» пришлось нацепить хангерок и любимый голубоватый меховой плащ. На удивление отец решил сам проводить до конюшни конунга, ведя под уздцы лошадь, подобранную Вальгардом для меня в том году.

Попытка казаться порядочным и добрым была засчитана, по крайней мере в глазах остальных мы всегда выглядели дружной и счастливой семьёй в отличие от Бьёрнсон. Сигрид высокомерно глядела на дочь, которая возилась с седельными сумками, и даже не помышляла ей помочь, а лишь раздражённо вздыхала, заставляя Лив багроветь и нервничать ещё сильнее. Спустя долгих пять минут мучений ремня, застёжка поддалась.

Тем временем Сигурд вместе с Дьярви обменивался указаниями с четырьмя хускарлами, что должны были отправиться вместе с нами под руководством Рефила. Бравые и молчаливые воины выполняли функции телохранителей и должны были молчаливо ехать на вороных конях, не создавая помех и шума — не более чем безликие расходники в случае нападения. Совесть больно кольнула за такое сравнение, но правда есть правда.

Конунг Харальд не явился на прощание с сыном, видимо, считая это лишним и нелепым.

— Раз все в сборе, то предлагаю выдвигаться, — наконец решил хирдман и ловко забрался в седло своей любимой лошади. Дождавшись остальных, он тронулся из поселения, пробуждающемуся на заре.

Путь вёл на восток полуострова мимо Опустошённого хозяйства и Одинокой башни, а дальше через пролесок и уединённые одалы, разбросанные повсюду, где были реки и пригодные места для пашни. К поздним сумеркам мы планировали добраться до Утёса и остаться там на пару дней.

Месяц гои символизировал приход весны и принадлежал Фрейи и Фригг, несущим тепло и будущий урожай. Солнце ласково скользило по верхушкам елей и сосен, согревая холодную землю. Снег почти сошёл и лишь лоскутами покрывал округу, будто из последних сил сопротивляясь приходу тёплой поры. Со стороны моря веяло колючим морозом, и я плотнее запахнула плащ.

— Как ты можешь так спокойно сидеть? — удивилась Лив, подъезжая вплотную. Рыжие волосы были собраны в тугую косу, сливающуюся оттенком с красным плащом, и даже конь её был бурым — словно и без того непонятно, что её поцеловало солнце и все должны восхвалять неземную красоту. — Признайся, что ты её заговорила, — заговорщически прошептала она.

Я усмехнулась: белогривая лошадь спокойно шла вперёд, щедро подкормленная запасами морковки из седельной сумки.

— Ты просто не договорилась с ним, — кивнула я на её коня. — Животные чувствуют тревогу и страх, а ты постоянно вертишься и дёргаешь его, вот он и недоволен. Попробуй поговорить с ним и сама успокойся, иначе далеко не уедем, и ты будешь в этом виновата.

Лив насупилась и недоверчиво посмотрела:

— Звери должны отвечать приказам, разве нет?

Её слова, видимо, долетели до Рефила, который круто повернул коня и поехал между нами по широкой дороге.

— С чего бы животное должно тебя слушаться, Бьёрнсон? — возразил он. — Ты ухаживала за своим конём? Кормила его? Нет, ты села и погнала его неизвестно куда и зачем. Неудивительно, что он норовит избавиться от такого неблагодарного седока. Я каждый день стараюсь навещать свою лошадь и прошу её о дальней дороге, а потому она и помогает мне. Глянь на Астрид и её сокола: он прилетел ей на помощь, потому что между ними образовалась связь. И если ты хочешь покладистого коня, то будь для него другом.

Речь хирдмана заставила Лив хранить молчание до конца дороги, однако больше она не вертелась и украдкой шепталась с конём, словно поверила нашим словам. Я же перебрасывалась словами с Сигурдом и Рефилом, поглядывая на небо, где мерно взмахивал крыльями Ауствин.

Возле Одинокой башни воины отчитались Харальдсону об обстановке и поблагодарили за щедрые дары, что помогли пережить им зиму. Крестьяне одалов при виде нашей процессии кланялись и тут же начинали молиться, прося о долгой жизни для конунга и его семьи. Бонды, снимая шапки, приветствовали хирдмана и Сигурда, предлагая задержаться на кружку эля и добротную трапезу, но всякий раз получали отказ.

Каждое поселение ничем не отличалось от другого: деревянные ворота с узорами Тора, палисад, что окружал пару-тройку жилых домов, а за его пределами расстилались возделываемые земли. Мужчины в разномастной одежде трудились над верстаками, точильными камнями, пока женщины стирали вещи в бочках, гордо развешивая чулки на ветру. Свиньи разгуливали меж домов, хрюкая на всю округу, коровы жевали запасы сена, равнодушно моргая. Дети носились по грязи, не обращая