Джини подумала, что и ей это было бы приятно, вопреки ее собственным умозаключениям, тревожным по своей сути. Безумие может оказаться таким же заразительным, как любая другая болезнь. Чувство влечения к лорду Ардету обернется последующим душевным страданием.

– Всем известно, что принц обожает многолюдные сборища, – заговорила она, – и я сомневаюсь, что там вообще найдется место для танцев. Кроме того, я слышала, что в комнатах обычно чересчур жарко для такого занятия, как танцы. Случалось, что леди падали в обморок от духоты.

– О, в таком случае мне там будет очень уютно! Я не понимаю английского пристрастия к холодным, сырым комнатам и каминам без огня.

– Но сейчас лето!

– И что из этого?

Джини не могла себе представить, что Ардету может быть неуютно где бы то ни было. Он всюду чувствовал себя в приятном возбуждении. Как, например, сейчас, когда он завел речь о своем плане устроить вечер с танцами у них дома.

– Мы наймем оркестр, подадим пунш с шампанским и омаров в тесте, сейчас они, кажется, в моде. Украсим бальную залу шелковыми гирляндами и цветами.

– Это было бы проявлением дурного вкуса, уверяю вас. Устраивать столь пышные увеселения так скоро после того, как мой муж… прошу прощения, так скоро после смерти Элгина – в высшей степени неприлично. Никто из приглашенных, я думаю, не явится.

– Понятно. Однако я и не имел намерения кого-то приглашать. Это бал только для нас двоих. Нравится вам такая идея?

– Как, устраивать праздник только для вас и для меня?

– Вы, в самом нарядном из ваших платьев, и я, изо всех сил старающийся вспомнить фигуры танца. Музыканты спрятаны за ширмой и не могут видеть мои промахи или глазеть на мою красивую жену.

– Которая беременна, хочу напомнить вам, если вы запамятовали.

– И тем она прекраснее.

– Такой бал для двоих – напрасная трата денег.

И самое романтичное из всего, что она могла себе представить. Джини почти чувствовала себя в кольце его рук. Они кружатся под музыку, вдыхая чудесный аромат распустившихся роз. И рядом никого, кто мог бы помешать их уединению. Но потом… потом они поднимутся по лестнице наверх, в свои спальни… и Ардет вспомнит о своем обете воздержания.

– Совершенно напрасная, – повторила Джини. – Вы могли бы гораздо лучше распорядиться своим временем и деньгами.

Ардет перевернул одни за другими шесть песочных часов, чтобы песок начал сыпаться.

– Не убежден.

– Зато я убеждена. Кстати, мне необходимо кое-что сделать до приема у Принни. Первым долгом я, прежде чем отправляться на прием, должна, даже больше – категорически обязана, послать одно приглашение, чтобы исправить допущенную мною оплошность. Я задолжала приглашение моей бывшей свекрови, а по правилам этикета я обязана это сделать до того, как появлюсь в обществе. Свекровь никогда меня не жаловала и разгневается еще больше по случаю моего слишком поспешного второго брака.

– Вы сделали то, что следовало сделать, ради того, чтобы выжить.

– Она предпочла бы, чтобы я погибла, лишь бы ей не пережить еще один скандал. И разумеется, выскажет мне это. Я привезла сюда некоторые вещи Элгина, и, возможно, она захочет их получить. Его саблю, пистолет и карманные часы, которые скорее всего были подарены ему отцом.

– Как выдумаете, она поверит, что Маклину принадлежали одни из присланных нам песочных часов? Вы могли бы засунуть их в ножны его сабли.

Джини проигнорировала его остроумные замечания с целью улучшить ее настроение.

– Я надеялась, что ее нет в городе, но все же обратилась к одному из наших выездных лакеев с просьбой навести справки. – Она вздохнула. – Леди Кормак здесь и, похоже, осведомлена о том, что я вернулась в Англию.

– Вы могли бы отправить вещи с посыльным.

– Сейчас это было бы трусостью. Мать Элгина заслуживает объяснения причин моего второго брака. Но обстоятельства смерти ее сына объяснить труднее.

– То, что он был заколот ревнивым мужем накануне сражения? Любой матери тяжко услышать такое. Солгите.

– Вы советуете мне солгать? Вы, считающий, что правда – это все?

– Доброта тоже чего-то стоит.

Джини кивнула.

– Тогда я спрошу, могу ли я пригласить ее на завтра.

Ардет укоризненно прищелкнул языком.

– Кто она, вдовствующая баронесса? Слушайте, когда вы наконец осознаете ваше место в этом мире? Вы графиня, леди Ардет. Хотите поехать с визитом – езжайте. А если нет, пригласите ее к себе.

– Это было бы грубо и высокомерно.

– Зато предусмотрительно. Разве она посмеет бранить вас в вашем собственном доме, в присутствии вашего нового мужа? Это было бы еще грубее.

– Благодарю вас за предложение находиться рядом со мной, но это мой собственный долг. Нет никакой необходимости, чтобы мы оба терпели выходки злобной особы.

Ардет улыбнулся, но улыбка оказалась невеселой.

– Вы что, и в самом деле думаете, что я позволю какой-то старой мегере расстраивать вас?

Святые небеса, да этот человек одним таким взглядом может превратить женщину в соляной столб или испепелить молнией!

– Я должна справиться с этим сама.

– Ничего подобного. Вы замужняя женщина.

Она уже была замужней женщиной прежде. И справлялась со всем – от найма квартиры до управы на нетрезвых молодых офицеров, которые, считая ее сестрой Маклина, пытались к ней приставать.

Джини пошла на компромисс. Она отправила бывшей свекрови записку с приглашением завтра на чай и просьбой уведомить, подходит ли леди Кормак это время, и если нет, то назначить Джини время для возможного визита. Она почти надеялась, что леди Кормак вообще не ответит.

Или же личный фокусник Джини устроит так, что баронесса исчезнет без следа.

Леди Кормак явилась прямо в тот же день после полудня. Она появилась так неожиданно, что Джини не успела подготовиться. Она сказала горничной, чтобы та попросила лакея передать просьбу дворецкому проводить гостью в парадную гостиную. Так принято было в «больших домах» Мейфэра – вместо того, чтобы прокричать поручение с верхней лестничной площадки вниз, в прихожую. Этот последний способ был более легким, однако считался недопустимо вульгарным. Дворецкий от него пришел бы в состояние шока.

Джини тем не менее нарушила правила этикета, вынудив свою бывшую свекровь дожидаться довольно долго в гостиной появления хозяйки дома, но тут уж ничего нельзя было изменить. Дело в том, что ее желудок взбунтовался, и вся она еще дрожала нервной дрожью после чересчур бурного вальсирования с Ардетом. Да и одеться она хотела как можно более изысканно, чтобы ничем не напоминать ту испуганную девчушку в подержанном платье, какой она выглядела во время своего первого венчания.