трибун Марк Тициний, и я говорю, чтобы вы немедленно убирались из города. Или вы хотите, чтобы я приказал своим солдатам взяться за мечи?

Ответом на эту угрозу был сильный ропот множества голосов.

Мемнон протолкнулся сквозь толпу к воротам и вскоре беспрепятственно покинул Ахрадину.

Сразу за воротами находилось старое кладбище. Говорили, что на этом кладбище, где-то неподалеку от ворот, была могила Архимеда. Но кладбище уже давно поросло репейником, и никто за ним не ухаживал. Могила Архимеда была всеми забыта42. Неблагодарные жители Сиракуз старались не вспоминать о своем великом соотечественнике, хотя не забывали устраивать ежегодные празднества в честь римского завоевателя Марка Клавдия Марцелла. Празднества эти назывались Марцеллиями.

От Ахрадийских ворот прямая широкая дорога делила на две части старинное предместье Сиракуз. Справа от дороги находился квартал Тихе, слева – Неаполь. К Племмирию удобнее было пройти через Неаполь к Теменитским воротам. За воротами начиналась священная роща, окружавшая храм Аполлона, а за рощей несла свои воды река Анап, впадавшая в глубокую бухту, являвшуюся частью Большой гавани Сиракуз. На Племмирий можно было попасть, перейдя Анап по каменному мосту, находившемуся почти у самого устья реки. Но Теменитские ворота в эту ночь наверняка охранялись солдатами. Поэтому Мемнон решил идти прямо по дороге к развалинам старых городских стен. Во время осады Марцеллом Сиракуз там тоже были ворота с мощными башнями, но после взятия города римляне приказали жителям их разрушить. Здесь находился священный участок Олимпий с возвышавшимся на нем старинным храмом Зевса Олимпийского. Отсюда можно было добраться к переброшенному через Анап деревянному мосту. От него до рыбачьего поселка на Племмирии было около двух римских миль.

Мемнон дошел до Олимпия и, обойдя развалины, двинулся к реке. Примерно через полчаса он вышел к ней и, пройдя еще немного по тропинке через заросли папируса, добрался до моста, перешел по нему на правый берег реки и быстро зашагал по дороге, ведущей в сторону моря. Довольно скоро он достиг северной окраины поселка, находившегося на берегу мыса Племмирия у самого входа в Большую гавань.

Мемнон хорошо знал этот поселок, в котором не раз бывал, когда ему приходилось собирать сведения, интересующие пиратов, пока их корабли стояли на якоре где-нибудь поблизости, между Сиракузами и Гелором. Поселок был многолюдным и грязным. Возле домов громоздились кучи мусора. Улицы, похожие на сточные канавы, спускались к морю. Многие из них имели случайное направление, и в них можно было заблудиться, как в лабиринте. Воздух был пропитан тяжелым запахом нечистот, сочившихся по склонам оврагов, превращенных в мусорные свалки. Здесь проживали со своими семьями матросы и гребцы, лодочники и мелочные торговцы, не считая всякого сброда, состоявшего из нищих, бродяг и даже беглых рабов, нередко находивших здесь приют.

Дорога привела Мемнона к большому дощатому строению с кровлей из тростника. По крикам, доносившимся оттуда, нетрудно было догадаться, что это был обыкновенный притон моряков. В последний раз Мемнон был на Племмирии два года назад и хорошо помнил, что этого заведения здесь не было.

Место для таверны было выбрано весьма удачно. Сюда от Большой гавани пролегал оживленный путь. Здесь могли коротать время рыбаки, матросы, гребцы и владельцы небольших гребных судов, предлагавших купцам свои услуги по перевозке грузов.

После грозы ночь выдалась безветренной и душной, поэтому дверь таверны была открыта настежь.

Мемнон вошел в довольно просторное помещение, которое было освещено несколькими фонарями, свисавшими с потолка.

Таверна была полна народа и сотрясалась от пьяных криков.

– Эй, кто тут хозяин? Подойди ко мне! – громко позвал Мемнон.

Из глубины таверны откликнулся недовольный голос:

– Кто меня зовет? Чего тебе, приятель?

– Подойдешь, тогда узнаешь! – рассердился Мемнон. – Есть разговор.

В это время из-за стола, стоявшего в ближнем углу, где царил полумрак, поднялся человек и радостно воскликнул:

– Клянусь всеми богами! Мемнон!

Лицо человека было трудно разглядеть, но Мемнон сразу узнал голос Вария.

Мемнон молча двинулся ему навстречу.

– Не ожидал встретить тебя здесь! – крепко обняв друга, сказал он.

– Я тоже, – широко улыбаясь, ответил Варий. – Догадываюсь, что ты вернулся не так давно.

– Я вошел в город, когда уже начало темнеть.

– Если так, то у меня, кажется, есть новость для тебя, дорогой мой Мемнон. О, это радостная новость! Крепись, дружище, чтобы не упасть!..

У Мемнона сильно забилось сердце, и он схватил фрегеллийца за плечи.

– Ну, говори!..

– Ювентина! Она жива!

– Благодарение богам! Клодий не ошибся! – едва слышно прошептал Мемнон, и глаза его увлажнились слезами.

Варий смотрел на него с несвойственной ему нежностью.

– Сейчас она у Видацилия, – продолжал он. – Такая же красавица, как и прежде, даже еще краше… Клянусь Юпитером, я безмерно рад за вас обоих!..

В это время подошел хозяин таверны и обратился к Мемнону:

– Это ты звал меня, юноша? Чего тебе надо?

– Я хотел попросить тебя разыскать кого-нибудь из лодочников. Мне необходимо как можно скорее переправиться в Лаккийскую гавань с предварительным заходом на остров. Я хорошо заплачу и тебе, и лодочнику. Только поторопись. Мне нужно попасть туда до рассвета.

– Хорошо, – кивнул головой хозяин, – попробую договориться с Агенором… Если, конечно, этот поклонник Диониса годен сегодня на что-либо, – с сомнением добавил он и направился в дальний угол таверны, откуда слышалась нестройная песня, исполняемая хором гнусавых голосов.

– Пойдем, я хочу познакомить тебя со своими друзьями, – сказал Варий. – Признаюсь, я не мог удержаться от того, чтобы не поведать им о тебе. Все они знают от меня о твоей необыкновеннной храбрости и… обо всем остальном.

И он увлек Мемнона к столу, за которым сидели три человека, спокойно беседовавшие друг с другом.

– Друзья мои! – торжественно обратился к ним Варий. – Представляю вам этого юношу. Это Мемнон Александриец, о котором я столько раз вам рассказывал…

И Варий стал по очереди знакомить Мемнона со своими друзьями: сначала с латинянином Сальвием, седоволосым и болезненным с виду человеком лет пятидесяти пяти, затем с сирийцем Дамаскидом, своим геркулесовским телосложением похожим на атлета из цирка, и, наконец, со смуглым еще молодым красавцем Афинионом родом из Киликии.

Мемнону этот киликиец чем-то напомнил жизнерадостного тарентинца Сатира, которого он уже оплакал в душе, считая его погибшим в сражении под Казилином.

Для человека подневольного Афинион имел довольно щегольской вид. На нем был расшитый узорами хитон с короткими рукавами. В ушах, по обычаю восточных народов, блестели золотые серьги. Мемнон, пожимая руку киликийцу, невольно вспомнил, что и Сатир носил серьги.

По требованию Вария раб-слуга принес кратер с вином.

Мемнон едва успел сделать глоток из своей чаши, как хозяин таверны подвел к нему лодочника Агенора, который после чрезмерных возлияний нетвердо стоял на ногах и еле ворочал языком.

Первым делом лодочник заявил, что перевоз будет стоить не менее трех драхм – плата просто немыслимая, если учесть, что поденному сицилийскому рабочему в страдную пору платили по одной драхме в день. Однако Мемнон, не торгуясь, тут же расплатился с лодочником, достав из своего пояса четыре римских денария43, один из которых достался хозяину таверны за его хлопоты.

– Я провожу тебя, – сказал Варий Мемнону.

Вслед за лодочником, который двигался, шатаясь из стороны в сторону, друзья вышли из таверны.

Агенор привел друзей на берег моря к тому месту, где возле растянутых на шестах сетях рыбаков, зарывшись носом в песок, лежала его большая плоскодонная лодка.

– Ждите меня здесь… я схожу за веслами, – хрипло выговорил лодочник и исчез в темноте.

Мемнон стал распрашивать Вария о Ювентине.

– Когда ты видел ее в последний раз?

– Минувшим вечером. Я пригласил ее на наше тайное собрание в Теменитской роще.

– В этом была необходимость? – быстро спросил Мемнон.

– Я не стал бы вовлекать ее в опасное дело из-за пустяков. Она помогла придать больше уверенности тем, кто недавно посвящен в наш заговор. Прости, но я уговорил ее выступить на собрании