— И все же...

Нарима непреклонна в желании тебя выгородить. Ты плохо ее знаешь, но она никогда не производила впечатление жестокой. Жесткой — да, резкой — да, суровой — определенно. Но не жестокой. И не равнодушной. И она действительно знает, что ты дружил с Кристиной.

И пытается договориться.

— На... — ты давишь из себя этот звук.

Бо упирает дуло винтовки тебе в голову, девушка рядом снова наклоняется. Внезапный интерес, как и то, что тебя еще не пристрелили, придает сил.

— ...ри... ма...

— Что? — спрашивает она неуверенно. — Что, Вик?

— Брось это, — ты выдыхаешь, и темнота наваливается на тебя с новой силой. — Н-не... спорь... с... ни...

— Охрененно героично, мудила! — фыркает девушка и с силой пинает тебя в бок. — Ответь на мой вопрос, если можешь!

У тебя больше нет тела, оно грузное и неповоротливое, ты почти не чувствуешь своих конечностей, но у тебя еще есть слова.

Слова!..

Какое богатство.

Ты долго думаешь, что произнести, потому что подозреваешь — это может быть твоя последняя речь в жизни.

— Я лучше... настоящего человека, — говоришь ты.

Ты должен сохранить интригу! И ты не врешь, технически.

— И я... хочу... отомстить... убийцам... Кристины...

Ты безнадежно отрубаешься где-то на ее имени.

Когда ты падаешь в бесконечную темноту, единственное, что дарит тебе спокойствие — это то, что ты выбрал самые верные слова из возможных.

Ведь это Аркадийский Крест, а Аркадийский Крест как никто уважает право на месть.

Они говорят что-то еще, они снова тычут в тебя винтовкой, но новые попытки очнуться не дают никакого результата. Ты только пытаешься вспомнить что-то еще, что-то очень важное, что касается уже не Креста, а тебя лично. Ты считаешь часы и не понимаешь зачем, но эта привычка настолько глубоко въелась в твой мозг...

Грубо, четыре часа от Каски до окраин. Около часа на убежище и Дайса. Еще четыре часа от окраин до Муравейника. Два часа в пробке и еще час, чтобы разобраться с Термитами. Снова пробка на час и дорога до бара на два с половиной часа. Час здесь. Время жестокая тварь.

Шестнадцать с половиной часов. Обычно у тебя есть тридцать, но это в спокойном состоянии. И сколько займет искусственный паралич? Это очень важно.

Это очень важно, но ты не понимаешь, почему.

Ты безнадежен.

Тебя убьют и будут правы. Они проникнут в твой мозг, и протокол безопасности заработает в полную силу, превращая тебя в слюнявого дегенерата.

Ты опоздаешь и сам сдашься государству, как верный и честный слуга правительства... Лучше пусть тебя убьют.

Твой череп вскроют, как консервную банку, и оттуда посыплются черви.

Черви.

Сороконожки.

Пауки.

Опарыши.

Ты чувствуешь, как они ползают по тебе? Очнись.

Ты должен очнуться.

Если ты хочешь еще немного пожить, то ты обязан очнуться.

Ты должен.

ТЫ ДОЛЖЕН.

Ты дергаешь руками, пальцы загребают что-то мягкое и пружинистое, ткань легко расползается под ними. На лицо капает что-то холодное. Внезапные кинетические ощущения помогают вырваться из сна. Еще не раскрыв глаза, ты уже тянешься к карманам тактического жилета, но его нет, руки бесполезно скребут по бокам, пытаясь разодрать футболку, как будто жилет может оказаться под ней.

...Стоп. Одежда тебе еще пригодится, полудурок.

Ты распахиваешь глаза и рывком поднимаешься. Сидеть непривычно мягко. Обивка матраса вокруг тебя — в дырах от пальцев. Ты в комнате, довольно грязной и бедно обставленной... Примерно такой же, как твоя комната у Захара. Типовая планировка, минимум мебели, за окнами унылый городской пейзаж... Ты отлично знаешь его. Вы недалеко ушли от «Кроличьей лапки» — буквально, поднялись наверх. Здание принадлежит Нариме, и над баром она сдает жилье.

Нарима, очевидно, работает с Крестом. А Кристина?.. Поэтому Триада решила убрать ее?

Из проема, ведущего в коридор, слышатся голоса и звон посуды.

— Он очнулся!

Ты оглядываешься, чтобы увидеть Скорпиона. Ты узнаешь его по голосу и фигуре, но его лицо скрыто. Он сидит в кресле, на его коленях винтовка, поза подчеркнуто небрежная.

— Зачем ты надел маску? — спрашиваешь ты. — Я все равно тебя уже видел.

В проеме показывается здоровяк — Бо, вспоминаешь ты, — и говорит, закатив глаза:

— Потому что он позер, ты же слышал.

— Ты тоже должен надеть маску, жирник! — возмущается Скорпион. — И это твоя очередь его сторожить!

— Я так не думаю! — Бо уплывает обратно. В руках у него тарелка с остатками еды, и пахнет она слишком хорошо для синтезированной.

— Сколько времени прошло? — спрашиваешь ты, пользуясь тем, что в тебя все еще не стреляют.

— Это ты хочешь узнать? Не кто мы, не что я с тобой сделал, не собираюсь ли я убить тебя...

— Все еще не убил, — ты пожимаешь плечами. — Извини за нос.

— Извини за паралич и за то, что у меня был только один антидот. Который, само собой, использовали на мне.

— Ох. Да. Я понял. Я страшно завидую и ты очень крут.

Ты пытаешься подняться, но Скорпион наставляет на тебя оружие.

— Сколько времени прошло? — повторяешь ты уже нетерпеливо.

За окном ночь, и раз ты все еще в норме, то ночь того же дня, когда ты столкнулся с Крестом. Но подробности все равно не помешают.

Ты начинаешь чувствовать страх.

— Я думаю, наш новый приятель больше обеспокоен собственной наркотой, нежели собственной жизнью, — раздается ленивый голос.

Она неспешно входит и складывает руки на груди, рассматривает тебя с высокомерием, которого хватило бы... которого хватило бы на десятерых владельцев корпораций. Ее легко представить в костюме, но костюм сейчас висит на протянутой под потолком веревке, мокрый.

Так вот что капало на тебя во сне...

Она рисуется больше Скорпиона, но — ты пытаешься скрыть смешок — впечатление однозначно портит слишком большой для нее, растянутый и линялый халат в веселых подсолнухах.

Ты помнишь ее точный возраст — двадцать четыре. Но она выглядит еще моложе. У нее короткие каштановые волосы и странное, но красивое лицо. Ты вообще редко отмечаешь про себя черты, обычно просто запоминаешь их автоматически, с абсолютным равнодушием, чтобы выкинуть из головы сразу же после миссий, но тут твой взгляд невольно останавливается. «Странное» — подходящее слово. Не похожее на искусственные лица, для этого в нем слишком много несовершенств — длинный, выдающийся нос с хорошо заметной горбинкой,